И не случайно критик Страхов утверждал, что новые народы будут изучать если не историю России, то русский народ, его душу по «Войне и миру».
Толстой работал, как настоящий многоопытный источниковед. Он отбирал одни материалы и отвергал другие; если свидетельства участников Бородинского сражения вдруг начинали походить на описания Михайловского-Данилевского или Глинки, Толстой решительно их отбрасывал. Написанное позже стало для участника собственным мнением, он подпал, как говорит профессор Л. В. Черепнин, под «гипноз письма».
Но на этом пока закончим разговор о художниках. Ведь принято считать, что это особая категория людей, что их вдохновение часто вспыхивает по причинам, не всегда понятным для всех, не обладающих способностью к образному мышлению.
Вероятно, историки-ученые в архивах меньше всего напоминают вдохновенных творцов. Скорее походят они на трудолюбивых пчел, собирающих с «тысяч венчиков» микроскопические капельки нектара знаний о прошлом. Впрочем, так это или нет, пусть судит читатель по следующему нашему рассказу.
«В ТРУДАХ ОТ ЮНОСТИ МОЕЙ…»
Стол как стол. Теперь таких уже не делают, вышли из моды. А в прошлом столетии их можно было найти во многих домах и канцеляриях России. Но этот стоит в архиве, и, наверное, он один из немногих столов, удостоившийся чести быть причисленным к архивным, а не к музейным реликвиям.
Раньше он был просто мебелью, значившейся в инвентаризационной ведомости Московского главного архива министерства иностранных дел. Наверное, под каким-то там номером стояло: «Стол письменный, крытый зеленым сукном» — или что-либо в этом роде.
Теперь же в Центральном государственном архиве древних актов в Москве он стоит на почетном месте, в кабинете директора. О нем говорят с уважением — ведь это стол, за которым 30 лет проработал Сергей Михайлович Соловьев.
Столы не умеют разговаривать, и они в отличие от школьных парт редко бывают изрезаны ножами. И никто не пишет на зеленом сукне черными чернилами своих инициалов, не поверяет столам своих дум.
И все же этот стол очень красноречив. Потертый, усталый.
А если бы он умел рассказывать!
Он познакомился с Соловьевым еще в те дни, когда Сергей Михайлович работал над своей магистерской диссертацией «Об отношениях Новгорода к великим князьям».
Как много людей мечтали, сидя за своими столами! Мечтали над документами, мечтали о будущей своей ученой работе. Сергей Михайлович тоже мечтал, но по-иному. «Отвлеченности были не по мне, я родился историком». Он мечтал скорее закончить диссертацию, чтобы взяться за работу, в необходимости которой был уверен.
Работа эта должна называться «История России с древнейших времен». Его отговаривали, ему даже мешали. Мешал не кто-нибудь, а Погодин, занимавший кафедру русской истории в Московском университете. Погодина вполне устраивала фактологическая, бьющая по чувствам, но не дающая простора мысли «История» Карамзина. Соловьев говорил: «У Карамзина я набирал только факты: Карамзин ударял только на мои чувства…»
Погодин давно заметил Соловьева. Кажется, это был единственный студент, который осмеливался подсказывать профессору факты прямо на лекции.
Зато как он слушал, не проронив ни слова, лекции Грановского!..
Нет, не трогало этого студента красноречие Погодина, не захватывала красота описаний Карамзина. Впоследствии он писал: «…на историю смотрели преимущественно как на художественное словесное произведение». А он хотел заниматься историей, наукой. Он хотел думать над русской историей, Карамзина же можно было только читать. И он прочел его еще в юности раз этак двенадцать.
Погодин забеспокоился, когда Соловьев взялся за диссертацию. Рос конкурент, который может вытеснить его с кафедры. Погодин исподтишка стал мешать Соловьеву. Но молодой диссертант не обращал на профессора внимания.
Погодин не раз елейно спрашивал Соловьева:
— Что же вы, пишете диссертацию, а со мной о ней никогда не поговорите, не посоветуетесь?
Сергей Михайлович догадывался, что «советы» профессора могут увести его далеко, а потом ему хотелось дойти до всего самому. Его не устраивали уже известные, опубликованные материалы, он уже полюбил свой стол в архиве.