Местные Асторы устроили нас с Фергюсом в клубе Стоножки, бревенчатом строении на сваях, вбитых в берег в полосе прибоя. Прилив там не достигает больше девяти дюймов. Все столпы, светочи и сливки оратамского общества приходили к нам на поклон. Только не воображайте, что их интересовал Герр Месс. О нет, они прослышали о приезде Джадсона Тэйта.
Как-то днем мы с Фергюсом Мак-Махэном сидели на террасе, обращенной к морю, пили ром со льда и беседовали.
- Джадсон, - говорит мне Фергюс, - в Оратаме живет ангел.
- Если это не архангел Гавриил, - возразил я, - зачем говорить об этом с таким видом, словно вы услышали трубный глас?
- Это сеньорита Анабела Самора, - сказал Фергюс. - Она прекрасна, как... как... как я не знаю что.
- Браво! - воскликнул я, от души смеясь. - Вы описываете красоту вашей возлюбленной с красноречием истинного влюбленного. Это мне напоминает ухаживания Фауста за Маргаритой - если только он за ней действительно ухаживал, после того как провалился в люк на сцене.
- Джадсон, - сказал Фергюс. - Вы с вашей носорожьей внешностью, конечно, не можете интересоваться женщинами. А я по уши влюбился в мисс Анабелу. И говорю вам об этом недаром.
- О, seguramente, - ответил я. - Я знаю, что похож с фасада на ацтекского идола, который охраняет никогда не существовавшие сокровища в Джефферсоновском округе на Юкатане. Но зато у меня есть другие достоинства. Я, например, Самый Главный на всю эту страну от края до края и немножко дальше. А кроме того, если я берусь участвовать в состязании, которое включает голосовые, словесные и устные упражнения, я обычно не ограничиваюсь произнесением звуков, напоминающих технически несовершенную граммофонную запись бреда медузы.
- А я вот не умею вести светские разговоры, - добродушно признался Фергюс. - Да и всякие другие тоже. Потому-то я и заговорил с вами о сеньорите Анабеле. Вы должны помочь мне.
- Каким образом? - спросил я.
- Мне удалось, - сказал Фергюс, - подкупить дуэнью Анабелы Франческу. Джадсон! - продолжал Фергюс. - Вы пользуетесь славой великого человека и героя.
- Пользуюсь, - подтвердил я. - И заслуженно пользуюсь.
- А я, - сказал Фергюс, - самый красивый мужчина на всем пространстве от арктического круга до антарктических льдов.
- Готов признать это, - сказал я, - но с некоторыми оговорками по линии географии и физиогномики.
- Вот бы нам с вами объединиться, - продолжал Фергюс, тогда б уж мы наверняка добыли сеньориту Анабелу Самора. Но беда в том, что она ведь из старинного испанского рода и недосягаема, как звезда небесная; ее и увидеть-то можно только издали, когда она выезжает в фамильном carruaje (1) на послеобеденную прогулку по городской площади, или же вечером покажется на минуту за решеткой окна.
- А для кого же из нас двоих мы ее будем добывать? спросил я.
- Конечно, для меня, - сказал Фергюс. - Вы ведь ее и не видали никогда. Так вот, по моей просьбе Франческа указала ей во время прогулки на меня и сказала, что это вы. Теперь всякий раз, когда она видит меня на городской площади, она думает, что перед нею дон Джадсон Тэйт, прославленный храбрец, государственный деятель и романтический герой. Как же ей устоять перед человеком с вашей славой и моей красотой? Про все ваши увлекательные подвиги она, конечно, слышала. А меня она видела. Может ли женщина желать большего?
- А может ли она удовольствоваться меньшим? - спросил я. - Как нам теперь из общей суммы достоинств вычесть то, что принадлежит каждому в отдельности, и как мы будем делить остаток?
Тут Фергюс изложил мне свой план.
В доме алькальда Луиса Самора имелся, разумеется, patio внутренний дворик с калиткой на улицу. Окно комнаты его дочери выходило в самый темный угол этого дворика. Так знаете, что придумал Фергюс Мак-Махэн? В расчете на мой несравненный, искрометный, чарующий дар слова он захотел, чтобы я проник в patio под покровом ночи, когда не видно будет моего безобразного лица, и нашептывал сеньорите Анабеле любовные речи от его имени - от имени красавца, виденного ею на городской площади, которого она принимала за дона Джадсона Тэйта.
Почему же мне было и не оказать эту услугу моему другу Фергюсу Мак-Махэну? Ведь он мне льстил такой просьбой потому что тем самым откровенно признавал свои недостатки.
- Ладно, мой хорошенький раскрашенный бессловесный восковой херувимчик, - сказал я. - Так уж и быть, помогу вам. Устраивайте все, что нужно устроить, доставьте меня с наступлением ночи под заветное окошко, так, чтобы я мог запустить фейерверк своего красноречия под аккомпанемент лунного света, - и сеньорита ваша.
- Только прячьте от нее свое лицо, Джад, - сказал Фергюс. - Ради всего святого, прячьте от нее свое лицо. Если говорить о чувствах, то я ваш друг но гроб жизни, но тут вопрос чисто деловой. Умей я сам вести разговоры, я бы к вам не обратился. Но я считаю, что если она будет видеть меня и слышать вас, победа обеспечена.
- Кому, вам? - спросил я.
- Да, мне, - ответил Фергюс.
После этого Фергюс вместе с дуэньей Франческой занялся приготовлениями, и через несколько дней мне принесли длинный черный плащ с высоким воротником и в полночь провели меня к дому алькальда. Мне пришлось постоять некоторое время в patio под окном; наконец, над моей головой послышался голос, тихий и нежный, как шелест ангельских крыльев, и за решеткой обозначились смутные очертания женской фигуры в белом. Верный своему слову, я высоко поднял воротник плаща, тем более что стоял сезон дождей и ночи были сыроватые и прохладные. И, подавив смешок при мысли о Фергюсе и его неповоротливом языке, я начал говорить.