Я приказал быстро разделить поровну боеприпасы. Было решено беречь один патрон для уничтожения карателей, а второй для себя. Живыми не сдаваться.
— А как же мне? — спросил Анатолий Володин. У него был лишь один патрон.
— Казак без пули, зато казак не без доли, — снова пошутил Григорий Мельник. Даже в эту тяжелую минуту он старался подбодрить товарищей.
Во дворе послышался лай собак, а затем зазвучала немецкая речь. Мы разошлись по чердаку и все взгляды направили на чердачную дверь, в которой с минуты на минуту могли показаться каратели.
Ветер сердито свистел в щелястой крыше чердака, снежная пыль щекотала лицо.
Каждый из нас думал, как поведет себя хозяин дома, не выдаст ли он нас.
«Может, он просто заманил нас на чердак, чтобы отдать в руки фашистам?» — думал я.
В небольшую щель было видно, как гитлеровцы рассыпались по деревне. Их было около сотни.
Ледяной сквозняк пронизывал до костей, но мы не обращали внимания. «Значит, не заметили, что мы зашли в этот дом!» — снова затеплилась у меня надежда на спасение.
Во дворе стоял без фуражки хозяин дома, окруженный карателями, и что-то показывал рукой в сторону леса.
До нас донеслись слова гитлеровского фельдфебеля:
— Не врешь? Мы будем проверять!
Хозяин отрицательно покрутил головой и снова уверенно показал рукой в сторону леса.
Гитлеровцы, толпясь у калитки, вышли со двора. Будто тысячепудовый груз свалился с наших плеч. Мы облегченно вздохнули, не зная, как благодарить этого незнакомого нам простого человека.
И я снова невольно вспомнил мудрый взгляд и доброе лицо генерал-лейтенанта Строкача. Опять всплыли в памяти его слова:
— Будьте решительны, думайте трезво, действуйте смело — и удача будет сопутствовать вам.
Каратели уже оставили деревню, а мы все сидели молча на чердаке, не в силах пошевелиться после таких нечеловеческих усилий и переживаний.
Вскоре послышались шаги хозяина, поднимавшегося по лестнице.
— Содруги, пойдемте в комнату, они ушли, — улыбаясь, сказал он тихим и приятным голосом.
Мы спустились вниз и зашли в маленькую теплую комнату. Один стол, три стула и две кровати — вот и вся ее скромная обстановка. В комнате стоял запах вареной картошки.
— Моя фамилия Кучавик, а зовут меня Йозеф, — представился хозяин, глядя на нас добрыми глазами с лучиками морщинок.
Все мы по очереди крепко пожали маленькую теплую руку Йозефа, не в состоянии произнести ни слова от переполнявшей сердца благодарности.
От хозяина мы узнали, что находимся в деревне Магале.
Давно уже не приходилось нам быть в тепле, и эта скромная, убогая комнатушка показалась всем удивительно уютной и приветливой.
Мы были голодны. Кучавик видел это и первым делом высыпал на тарелку вареный картофель, пригласив нас к столу.
Какими же вкусными показались нам эти «земяки»[7], почти без всякого жира! Подумав немного, хозяин бережно положил на стол еще кусок хлеба, горсть сухарей и, наконец, чай. Завтрак показался нам совсем роскошным.
— А где же ваша семья? — спросил я Кучавика.
— Когда вы полезли на чердак, я отправил жену и ребенка к соседям. Знаете, дети из любопытства могут проболтаться…
Чем дольше беседовали мы с хозяином, тем больше убеждались в том, что это честный, хороший труженик, по-настоящему любящий свой край и поэтому пошедший из-за нас на такой риск.
Мы успели здесь просушить обувь, подремонтировать одежду, а главное — набраться сил.
С большим интересом слушали мы рассказ Кучавика.
— Это вы не первые у меня, содруги, — сообщил он, стеснительно улыбаясь. Видно, этот человек не привык хвастаться.
Еще осенью 1943 года он приютил у себя трех беженцев из концлагеря. В тот вечер на дворе стояла осенняя погода. Земля, напитанная до пределов дождями, дышала туманами. Вечер был темный, мрачный. Вдруг в квартиру Кучавика кто-то постучал.
— Откройте, — умоляюще просил кто-то по-русски.
— А кто вы? — спросил Кучавик.
— Мы из концлагеря.
Кучавик открыл дверь. У порога стояли трое сгорбившихся и до костей промокших людей. Кучавик пропустил их в дом.
Узники были в лагерной одежде, на куртках и пиджаках виднелись номера.
Хозяин накормил беглецов, приютил их. Сердце его сжималось при виде этих худых, изможденных людей. Когда они, поспав до утра, немного набрались сил, один из них, видимо старший по званию, сказал:
— А теперь, дорогой Йозеф, пожелай нам доброго пути.
Все они были русскими офицерами.