Когда объятия и поздравления родни схлынули и отрок наконец-то обулся, поелику после первого испытания сразу начиналось второе, он подошел к отцу. Твердолик Борзята воочию обрадовано прижал сына к груди, и, вложив ему в руки небольшую котомку с едой, сказал:
— Теперь Яробор ты должен отправиться к великому дубу, и выбрав уединенное место недалече, схоронив вверенное оружие, развести костер да провести подле него ночь. Ты должен быть мужественным, неустрашимым и дождавшись утра и условного зова пробуждающихся птиц прийти к дубу. Главное ты не смеешь бросить своего оружия и поста, обязан не испугаться величия гая и живущих в нем духов.
Лишь отец перестал сказывать, как старший брат Чеслав Буй вручил мальчику деревянные, обтянутые кожей ножны с мечом, точно вверяя самое дорогое, ему, как будущему воину и мужу. Ярушка торопко кивнул, и в окружении еще шестерых отроков, каковым также удалось пройти испытание, тронулся по улице к выходу из поселения, абы обойти тын и направиться к великому дубу посвященному Богу Воителю. Туда к новому месту своего испытания.
Ночь неторопливо наползла на небо. Она притушила свет внутри густых зарослей леса, в глубинах которого сидел подле костра Ярушка. Малец уже заслонил густыми травами и сухой листвой меч, развел при помощи кресало (нарочно откованной изогнутой полосы), да кремня костер из собранного хвороста, наложив его обок себя целый ворох, и даже перекусил хлебцем, сальцом, сыром положенным матушкой. А теперь, как почасту делал ночами, уставился в чернеющее небо, нежданно ощутив такую нестерпимую тоску, от которой захотелось завыть… завопить. Глухая боль наполнила сначала голову отрока, тугой раскатистой зябью она пронеслась от виска к виску, и будто клюв дятла застучала в лоб. Надрывисто сотряслось все тело, и малец уткнув взор в сизо-черное небо увидел, как ярко блеснула там малая капелька света горящая и виденная им не только ночью, но и днем, и к удивлению не замечаемая более никем. И как только искорка густо засветилась, словно раскидав в разных направлениях насыщенные блики теней, Ярушка внезапно горько заплакал, уткнув лицо в ладони, и сам того не осознавая зашептал:
— Заберите! Заберите меня! Отец! Отец! Где ты? Где? Как мне больно, плохо без тебя, — перемешивая единожды свои слова и мысли Крушеца.
Протяжный стон вырвался из мальчугана, яркое сияние окутало все его вздрагивающее тельце. Голова, дернувшись вниз, уткнулась в полусогнутые ноги, прямо в колени, и лихорадочно затряслась. И тотчас болезненно свела корча пальцы на руках, ногах, и плюхнув, потекла из носа густая алая кровь.
А ночь надвигалась на чистый лесок неудержимой своей мощью, поглощая все краски, которые не только зекрым, бурым цветом окрашивали оземь, но и припорошили ее коричневыми, серыми полутонами. Они одевали в темные краски, присущие печище Димургов, камни, воды, травы, деревья, живых существ, которые уснули в кронах дубов, ильмов, елей, сосен… тех кто прикемарил в норах, в стволах, под кореньями… но и на людей, каковые притаившись, небольшими группами, подле расположившихся у костров отроков проверяли их на неустрашимость, пугая посторонними, не присущими живущим обок них творениям, криками и звуками. Нынче земля наливалась особыми соками, силами и ароматами…
Лесики жили в единстве с природой и землей матушкой, потому и праздники их подчинялись смене времен года, всегда отсчитываясь от дней летнего и зимнего солнцестояния да дней осеннего, весеннего равноденствия.
Наступивший кресень, первый летний, месяц принес лесикам не только проведение испытания над отроками, но и завершался праздником величаемым Ярилин день али Ярило Мокрый. Этот праздник считался рубежом между весной и летом, когда на смену лунному Богу Яриле приходил править солнечный Бог Дажба. В эти дни лесики совершая обрядовые песни, пляски и игрища обеспечивали благополучие будущих работ в полях. Умываясь целебной росой, даровали здоровье себе на будущий год, освещали избы, дворы, устраивали празднества не только в селениях, но и полях, тем самым задабривая правящих там духов.
А в небе меж тем, ноне еще вроде как в правление Бога Ярилы, прямо над кронами деревьев, над махунечкой прогалинкой, где сидел плачущий Ярушка появился огромный в размахе пузырь прозрачного света. Его не видели люди, не видел Яробор и Крушец, занятые взыванием к Отцу. Пузырь медленно стал вытягивать свои стенки и опускаться к земле. Прозрачные грани тех стен касались крон деревьев, стволов, ветвей, листвы и не торопко ползли вниз, точно перебирая трещиноватую кору дуба, скользя по гладкости осины, и сочленяясь с гибкими ветоньками березы. Степенно добравшись до землюшки, стенки пузыря своими округлыми рубежами воткнулись в почву, плотно придавив и сами корни, и траву, и опавшую хвою, листву. Растянув понизу края, прозрачный пузырь обаче собрал в завершие стены в единую макушку так, что коли б, можно было узреть ту форму, она явственно напомнила пирамиду, с пятью треугольными стенами, и плавным, более скошенным, основанием. Эта пирамидальная, прозрачная фигура, утаив внутри себя, столь дорогого Зиждителям мальчика, до которого теперь не долетал шум извне, была сотворена Вежды. Яркой золотой искоркой Господь допрежь того спустился с маковки, и вернув свой образ, потушил на собственной коже положенное ей сияние, словно слившись с тем самым могучим дубом, посвященным Богу Воителю, даже для Димурга мощно над ним возвышающимся. Вежды вельми скоро, как он умел делать, сотворил над мальцом щит, а после также резко пропал из леса. И теперь Ярушка слышал всего-навсе поскрипывание схоронившегося в хворосте сверчка, да протяжное уханье совы, которая не успела покинуть загороженного пространства и теперь сидючи на ветке дуба, тревожно выкликивала своих сродников.
Тугая боль, кажется, разрывала грудь отрока, колыхалась в голове, тянула в стороны руки отчего хотелось, взметнув ими, улететь…
Улететь туда…
Ввысь…
В черную синеву, усыпанную брызгами трепетно мерцающих звезд, зовущих своей мощью, силой и тем, что было недоступно мозгу мальчика, всегда ускользяющим и являлось близким лишь его естеству. Глухие рыдания наполнили всю прозрачную пирамиду, и Ярушка нежданно резко дернулся. Голова его запала назад, жаждая вдариться затылком о спину, а рыдания враз прекратились. Тело мальца окаменело, а после беспомощно завалилось на бок, пред очами вдруг вспыхнули особой яркостью лепестки пламени, по угловатым остриям которых засияли почти рдяные капли. Еще миг и вырвавшийся ввысь густоватый, серо-голубой дым накрыл своей сладковатой рябью всю прогалинку, торопливо нырнул в ноздри Яроборки, заслоняя собой мозг.
И тотчас пред теряющим нить событий взором мальчика пронеслась темная космическая даль, покрытая разнообразными по форме и цвету стайками звезд. Одна из них внезапно выступила значительнее иных, и появилось лицо пожилого человека совершенно мягкой округлой, формы, с пепельно-синей кожей, где волнистой была спинка и округлым основание носа. Купно собранные густые пепельные брови переплетались с прядью развевающихся волос, чуть-чуть прикрывая глубокие и сине-марные очи. Слегка впалыми были щеки и выступающими скулы, а густые пепельные усы единясь с брадой таили под собой губы и сам подбородок. Высокий и широкий лоб смотрелся самую малость вдавленным и по нему пролегали горизонтальные и вертикальные, глубокие морщины. По коло лицо окружала темно-синяя, широкая полоса, в каковой перемещались не только символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, но также геометрические фигуры, образы людей, существ, зверей, птиц, рыб, растений, не только когда-то виденных, но и не наблюдаемых. Сами образы божественных созданий были разнообразны по цвету, форме и проступали столь четко, что зрелись трепещущие листы на деревьях, поводящие ушами звери и плавниками рыбы, шевелящие губами существа и люди. Яркая искра, вырвавшаяся из очей мальчика, энергично оказалось пойманной, мгновенно шевельнувшимися устами Родителя, а после пред ним поплыло синее марево. В той мороке и вовсе нежданно пред ликом отрока появилась неглубокая воронка, каковая имела внутри вельми ровные, коричневые стенки, кружившие по кругу, словно наверчивая спираль. Стенки воронки дрогнув плотно окутали со всех сторон тело Ярушки, закупорили все щели, нежно качнули вправо…влево… а после чуть слышно долетела замирающая молвь: