Мотор! Хлопушка! Актеры, начали!!
– А не отбить ли нам вторяки?
Пепел у Светика Зашкуррр падает на стол, переламывается пополам и часть его продолжает движение вниз, оказываясь на джинсах Светика Зашкуррр. В тот же момент Клочкед поворачивает голову. Слышно, как скрипят его мышцы, затекшие от длительной каталепсии.
Блим Клололей рад произведенным эффектом:
– Я хочу отбить вторяки. – Повторяет он.
– Хули орешь? – Пытается выдавить из себя Клочкед, крайне недовольный тем, что его-таки отвлекли от замороки, но предлагаемый процесс на порядок интереснее смотрения на движение облаков и выстраивание их в геометрические и прочие фигуры фаллической направленности.
– Так в прошлый раз же почти все отбили. – Лизка Ухваттт – деваха сведующая. Она даже несколько раз пыталась варить самостоятельно и теперь при всяком удобном случае пытается доказать свою варщическую квалификацию. Но на это до сих пор ни один из мужиков не повелся.
– Почти! – Трясет бутыль с вторяками Блим Кололей. – Должно остаться еще две сотки. Да и с прошлой сессии вторяки с четырех банок остались:
Клочкед, проведя приблизительные вычисления, врубается, что может получиться по нехилой вмазке в каждое рыло, и, с готовностью отворачивается от окна окончательно, поскольку некоторое попущение уже давненько дает о себе знать, и облака уже не с такой готовностью принимают желаемые формы.
– Дай потрясу. – Голос Клочкеда выдает не слова, а отдельно взятые
почти произвольные звуки, которые, каким-то чудом складываются в членораздельную речь. Рука Клочкеда, поскрупывая, поскрапывая и поскрипывая тянется в направлении бутылки с вторяками.
– Да, на… – Блим Кололей с готовностью отдает бутыль и принимается искать компот.
Клочкедова конечность начинает совершать вертикальные возвратно-поступательные движения. Светик Зашкуррр и Лизка Ухваттт зачарованно следят за тем, как постепенно интенсивность движений возрастает. Это сопроволждается хрипами, хрустением и хромыханием, издаваемыми застоявшимся, во всех смыслах, организмом Клочкеда. Вскоре звуки эти сливаются в один сплошной вой. В бутыли с вторяками появляется желтоватая пена, другая – несколько зеленоватого отлива, выступает на губах Клочкеда. Рука его трясется все сильнее, а с ней и все клочкедовское тело. Его глаза, и так со зраками по семь копеек одной монетой, уже вознамерились вылезти из орбит и закачаться на ветру нераспустившимися бутонами пахнущих свежим мясом орхидей. Пена с клочкедовских губ начинает разлетаться по кухне, заляпывая кафель, пол и винтоварный стол вместе с сидящими за ним герлами.
Бутыль уже долбится со скоростью отбойного молотка или невъебенной центрифуги. И вот, грозная сила трения наконец заявляет о себе самым решительным образом. Бензин внутри внезапно вспыхивает. Бутыль с вторяками взрывается в пальцах Клочкеда, бензин моментально разливается по кухне и всю ее пожирает бушующее пламя.
Контрахроника.
Тут все и должно закончиться? Не так ли, мой недоумевающий прозрачный читатель? А хуюшки! Кто тут автор, ты, или я? Вот, как хочу, так и будет. Вернемся в прошлое на четыре минуты и восемнадцать секунд – и всех делов-то.