Правительство республики проявляет большую заботу о беженцах: создана специальная служба по делам беженцев, поощряются специализированные кооперативы, объединившие часть беженцев, получивших землю в новых местах. После 1974 г. на восстановление экономики Кипра, на подъем промышленности, сельского хозяйства, на транспорт и жилищное строительство затрачено, как сообщил нам гид, 50 млн. кипрских фунтов (кипрский фунт равен английскому фунту). К концу 1977 г. достигнут уровень, составляющий примерно 50 % промышленного и сельскохозяйственного производства 1974 г., сократилась безработица (до 1974 г. она составляла 1 %; сразу после событий, разделивших остров, ее доля подскочила до 15 %, а к осени 1977 г. опустилась до 8 %).
Мы интересовались, насколько в целом события 1974 г. и продолжающееся вмешательство извне в дела Кипра сказались непосредственно на экономическом положении и жизненном уровне киприотов. Получаем от гида следующую информацию: до 1974 г. средний годовой доход на душу населения — среди греков-киприотов составлял 1500 долл., или примерно 600 кипрских фунтов (среди турок-киприотов он был несколько ниже); после событий 1974 г. этот показатель снизился почти на треть и составляет ныне 1100 долл. (440 фунтов). Очевидно все же, что и это число слишком «округленное», так как месячная заработная плата простого рабочего не превышает 60 фунтов, а молодой продавщицы в магазине — 35 фунтов. При этом надо учесть, что многие киприоты ныне вообще не имеют работы, а каждый работающий кормит одного или нескольких иждивенцев.
Очень высоко ценится на Кипре труд строителей и шоферов: квалифицированные рабочие-строители зарабатывают в месяц 120–150 фунтов, а водитель, например, бульдозера — до 3.00 фунтов. Оклад учителя или государственного служащего с образованием не ниже среднего составляет 100–150 фунтов. При сравнительно дешевом продовольствии (на 1 фунт можно купить в общей сложности килограмм свинины, килограмм хлеба, литр молока и полкило масла) здесь очень дорого жилье: за двухкомнатную квартиру надо платить не менее 45 фунтов в месяц. Однако есть люди, приобретающие в собственность целые дома (дом в деревне стоит 10 тыс. фунтов). Разумеется, это могут себе позволить лишь единицы. Жизнь же основной массы киприотов нелегка для тех, кто работает, и совсем тяжела для не имеющих работы.
Трагедия 1974 г. продолжает ощущаться всеми жителями острова. И дело не только в ее экономических и социальных последствиях, которые вовсе не ликвидированы и в ряде случаев продолжают усугубляться. Огромное значение имеет морально-психологическая сторона насильственного лишения до 2/5 киприотов (и греков, и турок) элементарного человеческого права жить там, где они родились, где хотят жить, где из поколения в поколение трудились, где похоронены их отцы и деды. «Мы, уроженцы севера Кипра, не можем с этим примириться, — говорила Рени, молодая киприотка-гречанка, сопровождавшая нас в поездке по острову, — Я сама родом из Кирении, а мой муж из Морфу. Мы работаем в Никосии, но родители наши оставались на севере до 1974 г. Когда началась интервенция, они бросили родные места и приехали к нам. Жить стало очень трудно. Но главная беда в том, что почти все Жители Кипра — против раздела страны. Сами турки-киприоты не хотят этого. Ведь лучшие земли на оккупированной части острова достались не им, а колонистам из Турции. К тому же турки-киприоты знают, что в случае мирного решения они смогут вернуться в свои дома».
Почти во всех городах Кипра есть кварталы, покинутые местным турецким населением. Та же картина и в сельской местности. Нам нередко попадались бывшие турецкие деревни с пикообразным минаретом мечети, виднеющимся издалека. «Теперь здесь живут греки», — обычно говорили нам. И лишь в одной деревне со смешанным населением мы услышали другое: «Турки отсюда ушли в 1974 г., но потом вернулись и живут здесь, так как рядом — зеленая линия». «Зеленой линией» на Кипре с 1963 г., как уже говорилось, называлась граница между обособившимися друг от друга греческими и турецкими кварталами, а с 1974 г. — линия прекращения огня между турецкими войсками и национальной гвардией Кипра. В деревне, о которой идет речь (к северо-западу от Ларнаки), эта линия проходила прямо по крайним домам, над которыми развевался красный с белым полумесяцем турецкий флаг, укрепленный на возвышающемся над деревней холме.
Немало минаретов покинутых мечетей сиротливо торчат и в прилепившихся к склонам гор деревушках, и в приморских городах. Из Лимасола в Кирению, например, переехало 9 тыс. турок (в Лимасоле 75 тыс. жителей), а в самом Лимасоле ныне громадный лагерь беженцев (в том числе и из Кирении). Не осталось турок и в Пафосе, где они некогда составляли 1/4 населения. Из Ларнаки (35 тыс. жителей) уехали 4 тыс. турок. Мы походили по району, в котором они раньше жили и который отличается от прочих районов только красивой, вполне «стамбульского» вида мечетью, очевидно, XVI в. (хотя нам сказали XIV в.). «Раньше турецкие дома, — рассказывала нам Рени, — отличались более просторными комнатами внутри и обязательными балконами. Теперь же разницы в архитектуре наших домов и турецких практически нет». Действительно, в чисто» греческих домах, скажем, Ларнаки и Никосии можно увидеть и балконы, и крытые галереи, и выступы верхних этажей над нижними, т. е. все типичные признаки турецкой архитектуры в прошлом. В свою очередь, на доме вполне европейского вида я прочитал сохранившуюся еще от прежнего времени надпись: «каза мехкемеси» («районный суд» по-турецки).
Отсутствие разрушений в покинутых турками кварталах, общее настроение, даже выражение лиц киприотов. когда они говорят о событиях 1974 г., свидетельствуют о том, что на острове нет никакой усердно расписываемой в западных газетах глубокой национально-религиозной вражды, а то, что есть и что отравляет отношения между основными общинами киприотов, вызвано искусственно и столь же искусственно поддерживается и разжигается извне.
В Ларнаке, Лимасоле и в некоторых других городах Кипра можно увидеть на стенах надпись черной краской: «Эносис» («присоединение» по-гречески). Это лозунг греческих националистов Кипра. Считая остров «только греческим», они требуют его включить в состав Греции. «Некоторые хотят эносиса, — объясняла нам Рени, — но большинство киприотов его отвергают. Они стремятся к независимости, миру и спокойствию на острове. А эносис принесет лишь дальнейшие страдания и в лучшем случае окончательный раздел Кипра между Турцией и Грецией, чего и желали бы лидеры НАТО».
С проявлениями напряженной, ненормальной обстановки на Кипре приходилось сталкиваться на каждом шагу. Первые же новостройки, которые мы увидели на острове, были домами для беженцев. Показывая нам древний акведук в Ларнаке, гид сообщил, что ныне город снабжается водой из деревни Лефкары (здесь — горная речка), добавив при этом: «Ранее водопровод шел из Лефкары до Фамагусты, но теперь — только до Ларнаки». Это одно из проявлений и экономического разрыва между двумя частями Кипра. Направившись в последний день нашего пребывания на острове из Ларнаки в Никосию, наш автобус по знаку двух кипрских гвардейцев в оливковой форме вынужден был свернуть с хорошего прямого шоссе и поехать по худшей и более длинной дороге, так как старое шоссе пересекает территорию, занятую турецкими войсками. В дальнейшем нам еще несколько раз приходилось проезжать мимо боевых охранений национальной гвардии Кипра, лагерей войск ООН и даже могил наблюдателей ООН, погибших во время столкновений на Кипре. Многие здания административного характера, частные виллы и даже некоторые сельскохозяйственные угодья окружены колючей проволокой.
На улицах городов постоянно попадались солдаты и офицеры войск ООН: австрийцы (в Ларнаке), ирландцы и канадцы (в Никосии) и др. В Никосии, где напряженность чувствовалась больше всего, очень много греческих солдат в защитных гимнастерках с опознавательным знаком на пилотках — белым крестом на синем квадрате. Многие улицы и кварталы Никосии были перегорожены по «зеленой линии» высокими баррикадами, охраняемыми национальными гвардейцами или просто вооруженными дружинниками и полицейскими, которые никого не подпускали к баррикадам метров на тридцать, запрещали их фотографировать или снимать кинокамерой. Нередко баррикады представляли собой глухие барьеры из кирпича и стали с амбразурами, сигнализацией и мешками с песком. Из-за баррикад видны только верхние этажи зданий на той стороне, нередко с греческими надписями и вывесками (так же как по эту сторону иногда можно увидеть старые турецкие вывески и рекламы). Телефонная станция в Никосии — у самой «зеленой линии» и отделена от контролируемой турецкой армией территории не баррикадой, а колючей проволокой. У входа на станцию — мешки с песком и неторопливо прогуливающийся часовой в каске и с длинным штыком на коротком карабине. Буквально в нескольких метрах от него — за проволокой — турецкий флаг. По улицам Никосии периодически проезжают белые патрульные джипы военной полиции ООН. Те же джипы и бронетранспортеры с литерами ООН на голубом поле мы увидели в первый же день своего пребывания на Кипре, когда проезжали оцепленный колючей проволокой лагерь войск ООН на высоком холме под Ларнакой.