В конце XII в. проезжавший через Сицилию валенсианский мавр Ибн Джубайр с восторгом описывал цветущие города острова (правда, добавляя после описания каждого города фразу «Да возвратит его Аллах мусульманам!»), отмечал большое число мусульман и в селах, и в городах, «каковы, например, Сиракузы», а также сходство городов Сицилии с арабскими городами (например, Палермо с Кордовой). Он же сообщал, что норманнский король Вильгельм II (внук Рожера Язычника) «питает большое доверие к мусульманам и полагается на них даже в самых важных делах», из окружающей его мусульманской свиты набирает «визирей, камергеров, а также государственных и придворных чиновников», подражает арабским правительствам в «законодательстве, распределении по рангам подданных, в королевской роскоши и во всем блеске своего двора». Этот король читал и писал по-арабски, избрал своим девизом изречение «Хвала Аллаху и праведна его похвала», допускал не только тайное, но и явное исповедание ислама своими арабскими сановниками.
Норманнские правители возвели сохранившиеся до наших дней дворцы Куба и Зиза в Палермо по всем канонам мавританской архитектуры. Эти дворцы имеют сходство в плане залов и внутренних двориков, в лепке и форме украшений колонн (вплоть до надписей «Во имя Аллаха»), арок и куполов, даже в использованном материале (мраморе и его заменителях) и характере элементов (ниш, сталактитов, сюжетов орнамента) с дворцами магрибских эмиров Зиридов (в Ашире) и Хаммадидов (в Калаа Бени Хаммад). Точно так же в архитектуре возводившихся в то время соборов, тем более тех, что перестраивались из бывших мечетей, современные исследователи (например, алжирец Рашид Буруиба) без труда определяют черты сходства с архитектурой главных мечетей Магриба, в частности городов Тлемсена и Кайруана.
В эпоху норманнов христианские храмы часто строили архитекторы-арабы не только в арабском стиле (обычно в сочетании с типично византийскими золотыми мозаиками и резьбой по цветному мрамору) со всеми элементами и характерными приемами мавританского зодчества Магриба и мусульманской Андалусии, но даже с арабскими куфическими надписями вокруг изображений христианских святых. Впрочем, в то время встречались и более удивительные примеры арабского влияния на Европу: в XI в. в Кастилии во времена реконкисты имела хождение монета с арабскими надписями, где король Альфонс именовался «эмиром католиков», а римский папа — «имамом церкви Христа».
Арабские надписи (или их стилизация), долго считавшиеся в европейском Средиземноморье неотъемлемым атрибутом — самого высокого изобразительного искусства (как и изображения любых восточных персонажей, особенно библейских, в арабских тюрбанах), встречаются на полотнах всемирно известных итальянских художников XIII–XV вв., в частности Джотто, Фра Анджелико, Фра Филиппо.
Сицилия при норманнах продолжала оставаться очагом воздействия арабской культуры на южную Европу. Здесь пользовались для письма бумагой в XI в. (в Германии и Италии ее научились делать только в XIV в.). Норманны быстро переняли у арабов все, что касалось военной техники, в первую очередь осадных средств, а также мореплавания, в том числе и треугольный парус, позволявший плыть против ветра и неверно названный впоследствии латинским. Передавались и достижения в области духовной культуры. Отсюда, как и из Андалусии, трубадуры и менестрели черпали сюжеты своих легенд, привозили мелодии, музыкальные темы и даже инструменты. До наших дней арабское влияние ощущается в испанских мелодиях и музыке европейских цыган, в народных песнях Мальты, Сицилии и Сарди-пип. Мальтийский музыковед Чарлз Камиллери считает, что многие формы европейской музыки имеют в конечном счете арабское происхождение, а музыка южной Европы до сих пор испытывает влияние арабо-берберских мелодий и ритмов, не имеющих гармонии. Существуют и другие мнения, например о наличии в арабской музыке гармонии и системы ладов, отличных от европейских.
Замена власти норманнов в 1194 г. правлением швабской династии Гогенштауфенов мало что изменилось. Особенно процветала арабская культура при короле Фридрихе (1215–1250). К этому времени большинство арабов Сицилии уже смешались с местными жителями, но многие еще сохраняли свой язык и религию. Даже арабы Джирдженти, выселенные Фридрихом за мятеж 1224 г. в Лучеру (Апулия), на новом месте и через 40 лет еще строго выполняли все предписания ислама, и частности о пятикратной ежедневной молитве. Однако после 1249 г. официальные документы на арабском языке более не составлялись, а разговорный арабский язык на Сицилии исчез в начале XIV в. (сохранившись до XVIII в. на близлежащем итальянском острове Пантеллерия).
Королю Фридриху, несколько раз отлучавшемуся от церкви, приписывали свободомыслие в духе великого арабского философа XII в. Ибн Рушда (Аверроэса), атеизм и арабофильство, выражавшиеся в покровительстве арабским ученым и философам, арабским обычаям и даже костюмам. При его дворе был культ арабской поэзии, музыки и танцев. По поручению Фридриха много переводов с арабского на латынь (трудов Аристотеля, Ибн Рушда, Ибн Сины) сделал известный в то время ученый Майкл Скотт. Фридриха за почти «кордовские» изысканность и роскошь двора сравнивали с его дедом — первым сицилийским королем Рожером. Обоих называли «крещеными султанами Сицилии».
Судя по всему, арабское влияние при Гогенштауфееах на Сицилии было сильнее, чем это принято считать. Возможно, оно отразилось и в том, как называли сторонников этой династии по всему Апеннинскому полуострову. В частности, не выяснено до конца происхождение термина «гибеллины», применявшегося по отношению к Гогенштауфенам и их приверженцам в Италии. Вряд ли он происходит от «Вейблинген» (родовой замок Гогенштауфенов в Швабии), как почему-то принято считать. Вернее было бы предположить, что слово «гибеллины» образовалось от арабо-итальянского «джибеллини», т. е. «горные», «люди гор», так как Гогенштауфены владели Сицилией, где в горах было множество замков и крепостей. В названиях же сицилийских гор преобладал арабский корень «джебель» или «джибиль» («гора»), например, Джибиллина («горянка»), Джибильроса («Розовая гора») и т. п. Самая высокая гора Сицилии — Этна — тогда называлась Монджибелло, т. е. Гора гор, на характерной тогда латино-арабской смеси языков.
В конце XIII в. наступает закат арабской культуры на Сицилии. Лишь некоторые из правителей (например, король Карл Анжуйский) интересуются переводами арабских трактатов по медицине и астрологии. Окончательно латинизируются названия мест. Самые ранние примеры этого — Луката (от «Айн аль-Аукат», т. е. «Глаз времен»), Калатубо (от «Калаат Айюби», т. е. «Замод Иова»), Кальтаниссета (от «Калаат ан-Ниса», т. е. «Замок женщин») — сообщал еще аль-Идриси. Но в целом, несмотря на стремления сменявших друг друга в течение почти шести последующих столетий иностранных властителей Сицилии (французов, арагонцев, австрийцев, савойцев, испанцев) искоренить все арабское, следы арабского влияния на острове сохранились до наших дней и в замечательных памятниках архитектуры, и в музыкальном фольклоре, и в топонимике, и в народной речи. В разговорных диалектах Сицилии — сотни арабских и греческих слов (греческий язык бытовал здесь до XVIII в.), утверждает профессор Лондонского университета Фрэнсис Гуэрчио, сицилиец по происхождению. В своей книге «Сицилия — сад Средиземноморья» он приводит около 40 употребляемых сицилийцами слов арабского происхождения, например «тальяри» («смотреть»), «джуммара» («пальма»), «джарра» («водонапорная башня»), «джубба» («кафтан», теперь— «куртка»), «мескину» («бедный») и т. п. Об этом же пишет профессор университета Катании Санти Корренти, приводящий и другие примеры («дда» — «который», «фуннаку» — «гостиница», «джеббия» — «бассейн» и др.). Кстати, называя свой остров цветком, сицилийцы также употребляют арабское по происхождению слово «загара».
Превращение Сицилии в XIV–XIX вв. в отсталую провинцию Арагона, потом Испании Габсбургов и Неаполитанского королевства Бурбонов (экзотически именовавшегося королевством Обеих Сицилий), упадок культуры и производительных сил привели к замедлению темпов развития местного общества, к консервации феодализма в самой худшей форме, к применению жесточайших форм классовой борьбы. При всевластии местных баронов для крестьян Сицилии всегда существовала дилемма: терпеть почти рабское состояние или уходить в горы и становиться мстителем, в глазах властей — «бандитом». Отсюда, от народной антифеодальной основы подобной формы протеста, и родилось на Сицилии несколько особое сочувственно-уважительное отношение к понятию «бандит». Даже обозначающее его слово «мафиусу» всегда имело и второе значение — «хороший», «приятный», «достойный гордости». Это не столько грабитель, сколько «благородный разбойник» и антипомещичий партизан. Для борьбы с такими людьми бароны всегда вооружали своих прислужников и нанимали настоящих бандитов, в том числе из неимущих бедняков, у которых не было выбора. Так в виде наемных помещичьих дружин и возникла своего рода сицилийская «черная сотня», называемая здесь мафией (по-итальянски «маффия» — «бедность», «нищета»)[9].
9
Проф. Гуэрчио считает, однако, что, хотя мафия возникла во времена Бурбонов, т. е. XVIII в., само это сицилийское слово («мафие») арабского происхождения и обозначало каменоломни туфа близ Трапани, где прятались сицилийские заговорщики прошлого века, помогавшие Гарибальди. Независимо от этого предположения возможно, что само слово «маффия» в его значении «нищета» тоже арабского происхождения, так как в большинстве арабских диалектов слово «мафи» (теперь обычно «мафиш») означает отсутствие чего-либо. Проф. Корренти полагает, что это слово в значении «неведение», «таинственность», очевидно, арабского происхождения. К тому же он подчеркивает, что мафия всегда была сильна на западе острова (где большинство населения долго составляли потомки арабов), возникла будто бы еще при норманнах и представляла собой при испанском правлении «род секретного народного трибунала угнетенных бедняков».