Сами корсиканцы якобы стремились, как утверждают, в частности, французские авторы, к замкнутости, к невосприятию вообще каких-либо воздействий извне. Корсику поэтому считали примером «полного отхода от традиционных тенденций», ибо это был «остров, жители которого повернулись спиной к морю, от которого исходила опасность (повторявшиеся кровавые рейды варварийских пиратов, военные экспедиции иностранных «покровителей»): вместо того чтобы становиться моряками, они придерживались обычаев горцев и чаще были пастухами, чем рыбаками». Любопытно, что примерно то же самое наблюдалось и в берберских районах Магриба — труднодоступных горно-лесных массивах с преимущественно натуральным земледельческо-скотоводческим хозяйством, с ревниво хранившим свою самобытность населением, не пускавшим завоевателей в родные горы и упорно сопротивлявшимся всем попыткам ассимиляции со стороны любых пришельцев: карфагенян, римлян, вандалов, византийцев. Арабам, прочно осевшим в Магрибе, удалось арабизировать местное население только через 500–600 лет, да и то в Алжире и Марокко этот процесс еще в прошлом веке был завершен лишь наполовину.
Жители Корсики на разных этапах истории оказывали примерно столь же сильное сопротивление. Местные жители практически сорвали попытки финикийской колонизации, предпринимавшиеся здесь в начале X в. до н. э. Фокейские греки, основавшие колонию Алалия (ныне — Алериа) в 557 г. до н. э., через четыре года были изгнаны островитянами. Та же судьба постигала последовательно пытавшихся «цивилизовать» Корсику этрусков, карфагенян, греков из Сицилии. При этом интересно, что Корсика, несмотря на подобную «неприветливость» или, может быть, благодаря именно ей, была очень давно известна в цивилизованном античном мире и даже упомянута в 10-й песне «Одиссеи» Гомера. Древнегреческие историки последующих веков (а до них финикийцы) называли ее «Кирнос». В период римского владычества на Корсике жил изгнанный из Рима философ Сенека, считавший остров «однообразным, неприветливым и зловещим». О непокорности островитян писал историк Страбон, имевший на то основания. Римлянам пришлось покорять остров около 100 лет (260–162 гг. до н. э.) при активном участии таких знаменитых полководцев, как Гай Марий и Корнелий Сулла. Но корсиканцы так же не примирялись с римским гнетом, как и с последующими нашествиями остготов и вандалов, непрочное господство которых сменилось в 552 г. н. э. властью Византии.
При византийцах на острове сложился культ святой Юлии — христианки, обращенной в рабство вандалами и принявшей мученичество за веру. Учитывая, что Юлия была уроженкой Карфагена и на Корсику попала после долгих лет жизни в Сирии, следует обратить внимание на то, что даже в географических подробностях раннехристианских легенд на Корсике нашли отражение связи острова с Востоком.
В борьбе с лангобардами византийцы не сумели надолго закрепиться на острове, тем более что в 713 г. (по другим данным, в 704 г.) на его побережье совершили первое нападение с моря арабы. Присутствие арабов здесь, как и на Кипре, носило преимущественно военный характер: нападения учащались по мере общего нарастания арабской гегемонии в Средиземноморье, направлялись из разных стран и сопровождались временной оккупацией различных частей острова. В 806–807 гг. особенно мощные атаки арабов из Андалусии и Сардинии отбили франкские полководцы, до того изгнавшие с Корсики всех остальных конкурентов. Однако в 810 г. арабы полностью овладевают Корсикой. Изгнанные вновь франками, они с 814 г. захватывают остров по частям и постоянно владеют то большей, то меньшей частью его территории вплоть до 1034 г. Борьба, которую они вели здесь с маркизами Тосканы с 846 г., временами приобретала столь ожесточенный характер, что многие корсиканцы вынуждены были покинуть родину и переселиться в Италию (в основном в окрестности Рима).
Все это и привело к тому, как отмечалось в издании прошлого века французской энциклопедии Лярусса, что «арабы прошли по Корсике как бич, не оставив на ней, как в Испании, следов своей цивилизации и гения, ибо навязанное ими корсиканцам военное иго никогда не превращалось в регулярное и приемлемое правление». К периоду борьбы с арабами относится, по общему мнению, давняя нелюбовь корсиканцев селиться на побережье, их стремление уйти далеко в горы и строить селения, расположенные ярусами на крутых склонах и обрывах, с целью сделать их как можно недоступнее. Последующая история острова закрепила эту тенденцию.
Некоторые авторы (например, Жак Грегори в своей «Новой истории Корсики», изданной в 1967 г.) утверждают, что арабы будто бы истребили 9/10 населения острова, а до остальных просто не добрались, ибо не любили углубляться в горы, продираться сквозь чащу лесов, в то время весьма густых на Корсике, и лазать по скалам. Вполне возможно, что во время морских набегов арабов, а также при контратаках корсиканцев борьба шла на взаимное уничтожение. Однако трудно поверить, что так было всегда, особенно в IX–X вв., в период частичного господства арабов на острове. К тому же население могло резко уменьшиться за счет бегства многих жителей острова на континент.
Судя по всему, отношения с корсиканцами у арабов были не только враждебными, хотя этот вопрос и нуждается еще в серьезном изучении. Можно предположить, что иначе арабам не удалось бы оставить на Корсике никаких следов. А они (как признает тот же Грегори) все же занесли на остров культуру пальмы и других растений, внедрили в корсиканский язык некоторые слова, например глагол «шаларе» («быть всему к лучшему»), возводимый лингвистами к арабскому «ин шаа Аллах» («если пожелает Аллах»). Вряд ли это все было бы возможно благодаря только «расовому вкладу» арабов, как выражаются буржуазные авторы, подразумевающие под этим участие арабов в этногенезе корсиканского народа путем смешения с корсиканцами в ходе длительного (около трех веков) сосуществования, а также последующего сохранения на Корсике еще в течение долгих веков арабских пленников, называвшихся мавританскими рабами. Эти пленники постепенно принимали христианство и также смешивались с местными жителями. Очевидно, ни эти пленники, ни тем более мавры, господствовавшие на острове, не смогли бы чему-либо научить островитян, что-либо им передать или как-то повлиять на их язык и обычаи, если бы оставались для них всегда врагами. Это маловероятно еще и потому, что арабы во всех без исключения завоеванных ими странах обычно отличались веротерпимостью.
Вряд ли таким исключением была Корсика. Скорее, ключ к абсолютно негативной оценке арабского присутствия на Корсике следует искать в последующей истории острова. Арабы были в основном изгнаны с Корсики в 1014 г. объединенными усилиями североитальянских купеческих республик Пизы и Генуи, оспаривавших друг у друга власть над островом. С 1077 до 1284 г. господствовала Пиза, но потом разгромившая ее Генуя вначале вынуждена была уступить власть над островом королевству Арагон (1296–1350 гг.). Постепенно генуэзцам все же удалось завладеть Корсикой примерно на 400 лет, в ходе которых на остров поочередно претендовали Арагон, Франция, Австрия, пытавшиеся изгнать Геную, а также не прекращалась освободительная борьба корсиканцев. Пользуясь тем, что арабы Сардинии, Сицилии и Андалусии, а затем так называемые варварийские пираты из стран Магриба, которых в XVI в. сменили турецкие корсары, не прекращали нападать на Корсику, генуэзцы максимально разжигали па острове антимусульманский фанатизм и «дух крестовых походов», ибо только это, с одной стороны, помогало им хоть на время мириться с многочисленными конкурентами, которые также боялись флота «неверных», а с другой — было почти единственным средством отвлечения корсиканцев от борьбы с генуэзским гнетом. К тому же этот фанатизм периодически усиливался дополнительными факторами: владычеством проводивших антиарабскую реконкисту в Испании королей Арагона, успехами или неудачами крестоносцев, политикой римских пап, промусульманской позицией главного соперника генуэзцев — Венеции и т. п.
Фактически вплоть до присоединения к Франции и 1769 г. Корсика не была ограждена от нападений с моря, что должно было питать антимусульманские на строения, которые вскоре после 1769 г. естественно интегрировались в идеологию французского колониализма. Не в этом ли сложном переплете более чем тысячелетних традиций борьбы, вражды и ответной экспансии следует искать подлинные корни современной оценки далекого времени арабского присутствия на Корсике во французской литературе?