Справедливости ради, П. Гири (не говоря уже о Р. Ван Даме, Р. Мэтисене или У. Клингширне) не рассматривает собранный им материал как имеющий отношение к этой дискуссии и избегает самого слова "феодализм". И это едва ли не общая черта современных англоязычных исследований переходной эпохи от античности к средневековью: как бы тот или иной автор ни оценивал социальное содержание этого процесса (достаточно часто оно никак не оценивается), по общему мнению, он не имеет отношения к генезису феодализма[179]. В центре внимания сегодня находятся конкретные люди, реально — представители элиты (что обусловлено как состоянием источников, так и предпочтениями самих ученых), их мысли, чувства, проблемы и поступки[180] или — воспользуюсь модным выражением взятая ими на вооружение "стратегия выживания". В рамках этого экзистенциального подхода есть место прошлому, к которому они апеллируют, сравнивая свое время со временем отцов и дедов, и которое незримо присутствует в бытовых, социальных, юридических, культурных и прочих ипостасях окружающей их действительности. Соответственно, в современных исследованиях действительность V–VI, отчасти и VII–VIII вв., соотносится с римской эпохой, но никак не с эпохой Каролингов — ведь герои этих исследований ничего о ней не знали. Не без удовольствия и не без пользы читая эти работы, тем не менее часто ловишь себя на мысли, что средневековое прошлое так же неведомо их авторам, как средневековое будущее — людям, о которых они пишут и глазами которых стремятся посмотреть на ту эпоху. Ее место в процессе трансформации античного общества в средневековое очень редко становится предметом размышлений. Едва ли не единственное важное исключение составляют упомянутые чуть выше коллективные исследования, предпринятые И. Вудом, К. Уикхэмом и их коллегами.
Вклад южнороманских научных школ носит несколько иной характер. Италия и Испания принадлежат к числу тех, не столь уж многочисленных стран, историей которых активно и успешно занимаются французские медиевисты — не в последнюю очередь благодаря организационным и финансовым возможностям Французской школы в Риме и Дома Веласкеса в Мадриде. Исследования А. Гийу о византийской Романье[181], П. Тубера о Лацио[182], П. Боннасси о Каталонии, Ж.-М. Мартена об Апулии[183], Ж. Менана о Ломбардии[184], Ж.-П. Делюмо об Ареццо и его округе[185], Ф. Сенака об Арагоне[186], Л. Феллера об Абруццах[187] серьезнейшим образом влияют на представления французских историков о раннем средневековье. Начиная с 70-х годов история Южной Франции все чаще рассматривается в западно-средиземноморском контексте, но не менее важен и более общий фон, заданный названными историками. В этом смысле, не будет преувеличением сказать, что без работ П. Тубера и П. Боннасси современная французская теория феодализма просто бы не существовала. В изучении испанских и итальянских архивов, а также в самой постановке вопросов, французские историки часто выступают как первопроходцы, влияя на историографию соответствующих стран и книгами, и преподавательской деятельностью. Так, ряд видных испанских медиевистов, например Л. То Фигерас и Х.-М. Ларреа, являются учениками П. Боннасси. Не всегда безоблачное, но, безусловно, тесное сотрудничество с национальными школами Италии и Испании обернулось вполне реальным обратным влиянием.
Испанская историография традиционно ориентирована на историю самой Испании и Латинской Америки. Единственное важное исключение составляет история тех земель, которые в тот или иной период входили в состав какого-то из пиренейских государств: Вестготского королевства, графства Каталонии, Арагона и т. д. По понятным причинам, на этом направлении лидируют каталонские историки. Я уже отмечал выдающийся вклад, внесенный в изучение истории Септимании и Руссильона Р. д'Абадалем. Он не создал своей школы, однако несколько каталонских медиевистов фактически продолжили его работу. Среди них стоит отметить А. Барберо, чьи исследования посвящены вопросам аграрной колонизации[188], из современных авторов — Ж.-М. Сальрака, серьезного историка-архивиста, занимающегося также общими проблемами генезиса феодализма, причем не только на каталонском материале[189]. В общем и целом, он трактует их с позиций неомарксизма. Будучи не всегда согласен с его выводами, не могу все же не отметить, что он едва ли не единственный из упоминаемых в данном обзоре западных ученых, кто ставит сам вопрос о трансформации античного общества в феодальное. Нельзя не упомянуть Л. То Фигераса, опубликовавшего превосходную книгу о семейно-имущественных отношениях в северо-восточной Каталонии (включая Руссильон) Х–XII вв., проанализированных на фоне общесоциальных процессов этой эпохи[190]. Избранные им ракурс и метод исследования в современной литературе практически не имеют аналогов: книга вводит нас в мир повседневной правовой практики крестьян, приобретающих, отчуждающих, делящих свое имущество и управляющих им с оглядкой на членов семьи и сеньоров. Тому же региону посвящена диссертация В. Фариаса, сфокусированная на проблемах форм поселений и социальной организации, в которой ставится под сомнение применимость понятия инкастелламенто к истории Каталонии[191]. Однако дело не только в конкретных исследованиях, посвященных конкретным местностям и сюжетам. Сказочное богатство средневековых каталонских архивов, помноженное на солидные средства, вкладываемые в национальную историографию, и неподдельный энтузиазм каталонских историков, заставляют прислушиваться к их выводам (и во Франции, и в англоязычном мире) и тогда, когда в своих исследованиях они не выходят за пределы своей страны. Каталонский материал нередко рассматривается как своего рода референтная модель, с которой небесполезно иной раз соотнести выводы, сделанные на основе других, менее репрезентативных источников. Этому способствует все более активное участие каталонских ученых в международных конференциях и проектах и не иссякающий поток все новых и новых публикаций средневековых текстов.
179
В полной мере это относится и к английской историографии. См.: Fifth-Century Gauclass="underline" A Crisis of Identity? Ed. by J. Drinkwater and H.Elton. Cambridge, 1992.
180
He случайно, за последние годы вышло сразу несколько серьезных биографий писателей той эпохи. Помимо книги У. Клингширна назову:
181
182
184
186
187
188
189
190
191