Конечно, повышенное внимание к этому понятию не является исключительной особенностью раннего или классического средневековья. Аналогичными терминами охотно оперировали римские юристы, изобилуют ими и нормативные тексты нового времени — ведь для регулирования имущественных отношений более четкая юридическая квалификация во многих случаях не обязательна. Однако для того, чтобы регулирование правоотношений по поводу "имущества вообще" все же имело нормативный смысл, необходима была презумпция, что это имущество имеет владельческую защиту. Иными словами, размывание границ (которое, впрочем, не стоит преувеличивать), между понятиями собственности, владения и держания имело следствием существенное перераспределение правовой территории в пользу понятия владения.
Оборотной стороной этого процесса был рост условного землевладения за счет, если так можно выразиться, безусловного. Притом, что в Риме значительная часть населения обладала землей и даже другим имуществом на определенных условиях (владения, узуфрукта, прекария и т. д.), нормальной формой обладания имуществом, к которой стремились люди, была все-таки собственность, не знающая ограничений в пользу частных лиц и, в классический период, лишь очень незначительные — в пользу государства. Средневековье также знало такую форму обладания имуществом, однако уже к концу каролингского периода публично-правовые связи собственника с сувереном оказались переплетены с его частно-правовыми связями с представителями суверена на местах. Нормой становится обладание землей на определенных условиях, так что черты условности приобретают даже alodium и proprietas, на деле также сопряженные с личной верностью и службой обладателя, а иногда и с платежами. Собственность, таким образом, все больше смыкается с властью. Все это позволяет говорить о качественных изменениях не только отдельных институтов, но и всей системы имущественных правоотношений, иначе говоря, — о возникновении принципиально нового типа отношений собственности.
3. Субъект права собственности
Приступая к анализу этой проблемы, сразу же уточню, что речь идет не о выяснении того, кто в изучаемом обществе был типичным собственником, а о самом содержании понятия "субъект права собственности", каков бы ни был социально-экономический облик этого субъекта. Иначе говоря, предметом исследования является не социально-экономическая структура данного общества (этот вопрос рассматривался в двух предшествующих главах), а характерные для этого общества представления о том, кто вправе, а кто нет, полноценно распоряжаться имуществом. Этот вопрос решался в истории очень по-разному. Примером может служить институт юридического лица, который в Древнем Риме, по сравнению со средневековьем, не говоря уже о новом времени, играл на удивление скромную роль. Другой очевидный пример — ограничение имущественных прав женщины, свойственное древнегерманскому обществу. Не менее показательно историческое разнообразие подходов к вопросу о соотношении индивидуального и семейного имущества.
Социально-экономический и экономико-юридический аспекты права собственности, безусловно, связаны, однако смешивать их или подменять один другим недопустимо — это чревато серьезнейшими искажениями исторической картины. Так, для характеристики общественного строя средневековой Скандинавии принципиален вывод о преобладании мелкой земельной собственности. Но если мы захотим понять, чем это общество отличалось от формально схожих с ним, по этому параметру, обществ республиканского Рима или США времен Акта о гомстедах, — нам придется отвлечься от социальноэкономической статистики и сосредоточиться на историческом своеобразии понимания собственности, в том числе на своеобразии представлений о субъекте права собственности. Предметом исследования должны поэтому стать имущественные отношения в родственных, соседских и иных микрогруппах.