Таким образом, к концу античной эпохи домовладыка был далеко не свободен в распоряжении семейным имуществом: его права были ограничены со стороны других членов семьи, чьи интересы защищала гражданская община. Однако civitas ограничивала имущественные права даже совершенно одинокого домовладыки — если его действия затрагивали интересы самой общины. И это еще одна отличительная особенность античной (точнее, римской) формы собственности.
Как и защита имущественных прав младших членов семьи, защита прав общины диктовалась в конечном счете заботой о ее воспроизводстве и полноценном функционировании. Ярче всего эта забота проявлялась в нормах, противодействующих пустованию земли. Любой гражданин, занявший пустующее имение и использующий его рачительно, считался его законным владельцем и мог отстаивать это право против бывшего владельца или собственника[3956]. Пустующим считалось имение, лежащее втуне более трех лет, и это жесткое правило вполне согласовывалось с общественным мнением, порицавшим хозяев, которые допускали превращение своей земли в пустошь[3957]. Законное обладание землей было настолько сопряжено в сознании римлян с ее полноценным использованием, что этот принцип распространялся и на государственные земли[3958], где допускалась лишь имевшая владельческую защиту аренда, тогда как частной собственности не было места, по определению. Строго говоря, известные из источников случаи отчуждения владельцами таких земель являлись отчуждением не самой земли, а некоторых прав, вытекающих из факта владения, а именно использования, передачи по наследству и т. д.
Такой подход не был связан (во всяком случае, напрямую) с фискальными интересами государства — ведь собственники италийских земель были освобождены от поземельных налогов. Община стремилась обеспечить полноценное хозяйственное использование земли — с тем, чтобы она давала доход, необходимый для воспроизводства граждан. Понятие дохода занимало в построениях римских юристов очень важное место. Так, в тех случаях, когда владение имело заведомо временный характер (при вступлении в чужое наследство, ввиду отсутствия настоящего наследника), неизвлечение дохода из имущества — кстати, не только земельного — рассматривалось как небрежение, недостойное "рачительного и честного отца семейства", и наказывалось штрафом[3959].
Источники, на основании которых написана эта картина, при всем их достоинстве, имеют, с точки зрения анализируемой проблемы, по крайней мере, три серьезных изъяна. Во-первых, что касается Дигест, они датируются самое позднее эпохой Северов, тогда как хотелось бы опереться и на данные двух последних столетий римской истории. Во-вторых, и это относится ко всему Кодексу Юстиниана, подавляющее большинство этих текстов характеризуют правоотношения отнюдь не изучаемого региона и даже не западных провинций Империи в целом, а Италии, имевшей очень особый статус, а в эпоху окончательной кодификации римских законов — также греческого Востока, не менее, если не более специфичного. В-третьих, работа с нормативными источниками всегда предполагает перепроверку сообщаемых ими сведений с помощью источников другого рода — ведь одно дело воля законодателя или суждение ученого юриста, и совсем другое — реальная правовая стихия. По крайней мере, историку игнорировать этот момент не пристало.
3956
Dig. 41.3.4.27, Pauclass="underline" si occupaveris vacuam possessionem, deinde venientem dominum prohibueris. Cf.:
3959
Sent. Pauli, I.13b.8–9: Possessor hereditatis, qui ex ea fructus capere vel possidere neglexit, duplam eorum aestimationem praestare cogitur. Hi fructus in restitutione praestandi sunt petitori, quos unusquisque diligens pater familias et honestus colligere potuisset.