В отечественной историографии раннесредневековая Средиземноморская Франция до сих пор не была предметом специального исследования. В какой-то мере это объясняется тем, что значительная часть специальной литературы и опубликованных источников до недавнего времени в наших библиотеках отсутствовала, неопубликованные же были и вовсе недоступны. Определенную роль сыграла и случайность: некоторые регионы, представленные в наших библиотеках столь же неполно, — например, Астурия, Каталония, Бретань — изучены заметно лучше. Как бы там ни было, вклад отечественной историографии в изучение данной проблемы, на удивление, невелик. Наши медиевисты работали как бы на периферии изучаемых мною вопросов, будь то в хронологическом, географическом или тематическом плане. Непосредственно проблема становления феодализма в южных районах Франции затрагивалась лишь в общих очерках Ю.Л. Бессмертного и А.Р. Корсунского, опубликованных в таких изданиях, как "История Франции", "История крестьянства" и "История Европы"[199]. Для данной работы эти очерки оказались очень полезными, однако применительно к изучаемому региону они написаны с опорой не столько на первоисточники, сколько на литературу, не исключая и некоторые мои ранние статьи.
Что касается специальных исследований, наши историки занимались по преимуществу эпохой классического средневековья (притом главным образом историей города), лишь изредка делая экскурсы в раннее средневековье. Помимо монографии С.М. Стама, упомяну с благодарностью работы Н.В. Ревуненковой о Монпелье[200], М.Е. Карпачевой о Каркассоне[201], Г.М. Тушиной о городах Прованса, изучавшихся также в плане их отношений с сельской округой[202], В.Л. Керова о социально-религиозных движениях в Южной Франции[203]. Эти работы представляют интерес и для изучения истории региона в раннее средневековье, но все же очевидно, что прямого отношения к рассматриваемой проблеме они не имеют. С этой точки зрения, более близкими оказались публикации Л.Т. Мильской о Каталонии[204] и Я.Д. Серовайского о Бургундии[205], поскольку раннесредневековая история этих областей имела немало общего с историей Лангедока и Прованса.
К источникам изучаемого региона и периода отечественные историки обращались лишь эпизодически, в рамках более общих исследований, например А.Р. Корсунский в контексте социально-экономической и социально-политической истории поздней античности и раннего средневековья, в том числе истории Вестготского королевства, включавшего, как известно, некоторые районы Южной Галлии[206], и Ю.Л. Бессмертный в связи с общими проблемами социальной истории средневековья[207]. Кроме того, специального внимания, с точки зрения истории культуры, церкви и семьи, удостоились три источника: проповеди Цезария Арелатского[208], Марсельский политик[209] и "Наставление" Дуоды Септиманской[210]. Высоко ценя эти работы и в ряде случаев опираясь на них, я опять-таки вынужден констатировать, что посвящены они несколько другим сюжетам.
К сожалению, продукция советских, да и постсоветских медиевистов на Западе почти или вовсе неизвестна, а поэтому не оказывает влияния на историографический процесс. В полной мере это касается и публикаций по интересующей меня теме. Исключая переведенную на английский и французский языки монографию А.Я. Гуревича о народной культуре средневековья, исследования отечественных авторов в лучшем случае упоминаются в списках литературы. Так произошло с монографией С.М. Стама, о чем речь шла выше, та же ситуация с работами А.Р. Корсунского, Л.Т. Мильской, В.А. Блонина, о которых на Западе знают не многим больше того, что они имеют место быть. Некоторым историкам, например Н.В. Ревуненковой, в этом отношении, повезло еще меньше. Ее статья о населении Монпелье в XII в.[211] сделала бы в свое время честь любому западному журналу; строго говоря, на эту тему не опубликовано ничего сопоставимого и по сей день; тем не менее, насколько я могу судить, во Франции о ней никто даже не слышал. Вплоть до 1998 г., когда были сделаны неопубликованные переводы некоторых моих статей, практически никто на Западе не подозревал об их существовании, хотя они и фиксировались в Bibliographie annuelle d'histoire de la France. Помимо незнания русского языка и неверия в то, что игра будет стоит свеч, сказалось отсутствие столь характерной для отечественной медиевистики установки на максимально полный, желательно исчерпывающий, учет специальной литературы, независимо от места и языка публикации. Справедливости ради, отмечу, что большинство французских коллег, которым можно было бы адресовать этот упрек, занимаются, пускай и очень высокого уровня, но, по сути дела, краеведением, логика которого заметно отличается от логики не только всеобщей, но и национальной истории. Поэтому, хотя в теоретическом плане региональная и локальная история все чаще подтягивается до уровня общенациональной, сбои историографического и просто библиографического свойства неизбежны. Сходным образом, поскольку современная французская медиевистика понимает и излагает национальную историю как историю общеевропейскую, по крайней мере, как ее главную ось и средостение, история Европы на деле часто отождествляется с историей Франции, которая, естественно, пишется в первую очередь французскими учеными.
199
200
201
202
203
204
205
Прежде всего:
206
207
208
209
210