Оседание части прибавочного продукта в крестьянском хозяйстве необязательно трактовать как показатель незавершенности процесса феодализации. Поскольку это явление сохраняется в изучаемом регионе вплоть до зарождения капиталистических отношений, его можно расценить и как готовую предпосылку разложения феодального строя и вообще как характерную, хотя и не уникальную, особенность южнофранцузского феодализма[4508]. Начиная с XII и особенно XIII в. растущая часть крестьянской доли прибавочного продукта изымается в виде налогов местными князьями[4509]. Однако в интересующий нас период основная масса не поглощенного рентой прибавочного продукта оставалась в крестьянском хозяйстве и шла на расширение сельскохозяйственного производства. Именно здесь экономические истоки массовой аграрной колонизации, которой отмечена история Средиземноморской Франции IX–XI вв., как и проявившегося к концу этого периода стремительного роста городов. Вместе с тем несомненно, что какая-то доля прибавочного продукта использовалась на индивидуальное потребление крестьянина. Содействуя улучшению качества рабочей силы, это расширенное потребление постепенно становилось нормой и превращалось в необходимое условие функционирования производства на более высоком уровне. Параллельно совершалось социальное развитие работника, его превращение из посаженного на землю раба в самостоятельного сельского хозяина, члена общины и сословия.
Такое положение вещей явилось результатом многовековой непрестанной борьбы за определение формы, размеров, состава и порядка уплаты ренты. Источники донесли до нас лишь отголоски этой борьбы, но ее итоги были для крестьянина достаточно благоприятными. Его сравнительное материальное благополучие, несомненно, связано с преобладавшими здесь мягкими формами зависимости и местными особенностями отношений собственности. Одновременно это ключ к пониманию причудливого отображения этих отношений в сознании и языке изучаемого общества, к распознанию предметной реальности его представлений о самом себе и уяснению места этих представлений в сложной системе общественных взаимосвязей. Именно участие крестьянина в распоряжении прибавочным продуктом, умноженное на всеобщее признание естественности, необходимости его выступления в роли организатора главной отрасли производства, обеспечило крепость и масштабность его держательских прав, зачастую неотличимых от владельческих. Здесь нужно искать объективную причину тех затруднений, которые испытывает исследователь, пытаясь, на актовом материале, провести грань между крестьянами и мелкими и даже не очень мелкими вотчинниками. Здесь корни таких явлений, как крестьянский феод, сервильный оммаж и лексическое уподобление крестьянско-сеньориальных отношений вассально-ленным. Здесь глубинный смысл условной, иерархической и корпоративной природы феодальной собственности, обеспечившей консолидацию господствующего класса перед лицом хозяйственно самостоятельного и, в значительной мере, самодостаточного крестьянства. Здесь, в конечном счете, истоки и объективная основа парадоксальных суждений средневековых юристов о разделении права собственности между феодалом и крестьянином.
4509
Богатство барселонских и анжуйских графов Прованса основывалось в первую очередь на налоговых поступлениях, во много раз превышавших доходы графов с их частных владений. См.: