По щеке водителя лилась кровь, он пытался отбиваться, но сидя это делать было неудобно.
Наши русские женщины заголосили на весь автобус и потребовали, чтобы наши русские мужики вмешались.
И те двое парней, которые сидели впереди и из-за которых, собственно, мы и опоздали с выездом — они задержались в магазине «Маркс и Спенсер» — бросились в драку.
Троица выскочила из автобуса, и тут появилась полиция.
В голубых форменных рубашках — каталонская, в белых — федеральная, то есть испанская.
А автобус стоял в самом центре Барселоны, и вокруг собралась целая толпа зевак.
Между прочим, те, что в «тойоте» и в «ситроене», были испанцами — так нам сказала Катя.
А водитель — повторю — каталонцем, хотя все может быть наоборот.
Только вот все они оказались «мачо натуралес», и такого взрыва воистину звериной ярости я не видел никогда в своей жизни.
И эта ярость клокотала все то время, пока каталонская, равно как и испанская полиция, собирала показания, а подъехавшая скорая залечивала раны как нашего водителя, так и парочки громил из «ситроена» — папаша вдруг отчетливо захромал, а у сынка на полщеки разлился фингал.
Закончилось все, между прочим, тем, что одного из наших забрали в участок, хотя потом очень быстро отпустили.
Уже когда водитель, отвезя нас в Бланес, не приехал обратно и не сказал, что если бы не русские, то его бы убили.
И действительно бы убили, потому что не просто мачо, а «мачо натуралес».
Естественно, что после всего этого мне не очень хотелось обратно в Барселону, хотя сейчас-то я понимаю, что Барселона тут ни при чем.
Просто так сложились обстоятельства.
У меня вот рядом с домом буквально вчера ночью из гранатомета стреляли по магазинчику.
И разнесли всю витрину и полмагазина в придачу.
А еще на днях кого-то зарезали в троллейбусе.
А еще на днях…
Так что Барселона тут ни при чем, разве что легенда о «мачо натуралес» оказалась истинной правдой, но сейчас мне в Барселону хочется гораздо больше, чем до того, как я побывал в ней впервые.
Потому что она тоже — часть моего средиземноморского романа, как и крашеный блондин из спортивной «тойоты», как и громилоподобная, гориллообразная, увешанная золотыми цацками и с выпирающими из-под коротких рукавов рубашек парочка, чуть не убившая нашего водителя.
Хотя я стоял рядом с их «ситроеном» и не заметил на нем ни одной царапины.
Видимо, действительно — просто «мачо натуралес».
18
Осталось совсем немного.
И прежде всего — про Жирону и Фигерас.
Бланес — Барселона — Жирона — Фигерас.
Географические точки моего средиземноморского романа.
Фигерас, как известно, родина Сальвадора Дали.
В Жироне — знаменитые средневековые кварталы.
В Жирону мы приехали часов в двенадцать, сделав круг по центру, припарковали машину, вышли из нее и оказались в тихом и каком-то странно-зачарованном месте.
Было жарко, солнце играло на разноцветных фасадах тех самых средневековых домов, что входят во все путеводители.
До домов надо было идти по мосту через речку Ониар, очень мелкую, но довольно широкую, и, глядя с моста, было видно, как почти по поверхности воды ходят большие и упитанные карпы.
И их никто не ловит.
Мы перешли мост и углубились в эти узенькие улочки, постоянно карабкаясь по брусчатке мостовых вверх, по направлению к кафедральному собору Жироны — собору Святой Марии.
И через каких-то двадцать минут мы оказались возле него и вошли под его высокие и — как и положено — гулкие своды, и дочь моя внезапно притихла и только и сказала: — Как хорошо здесь, папа!
И здесь было действительно хорошо, как-то очень тихо и несуетно, никакой показной роскоши, строгость и гулкость сводов, разноцветные пятна витражей, мы обошли собор, и я вдруг подумал, что вот в скольких католических храмах я бывал в том же Израиле, но там мне всегда мешали их патологически огромные размеры, а здесь — несмотря на всю потрясающую мощь строения — я этого не чувствую.
То есть храм не давил на мою личность, он вобрал ее в себя и одновременно позволил остаться собой.
В чем, собственно, и есть разница между православием и католицизмом, хотя я уже обещал, что оставлю эту тему за пределами текста, слишком уж она личная.
Добавлю лишь, что именно после того, как я оказался под сводами собора Святой Марии, я понял, что мой средиземноморский роман состоялся и что отныне я связан с этими местами чем-то большим, чем просто приязнь.
А слово «любовь» здесь не подходит, впрочем, как и слово «страсть».