Насторожившаяся было хозяйка благосклонно кивнула. Вид у нее уже был такой, словно корону она носила с детства. По крайней мере примеряла.
– Нет, она что ж, теперь нами так и будет править, пока не помрет?! – возмутилась Тихоновна.
– Ну почему? – с достоинством сказала Елизавета. – Если устану – назначу себе преемника. Или преемницу.
– А если он или она нам не понравится? Что тогда?
– Тогда останусь сама, – пожала плечами Елизавета. – Еще помучаюсь.
– А Дума у нас будет? – вдруг озаботилась Прохорова. – Депутаты там, то да се…
– Нет! – отрезала Елизавета. – От этих бездельников один вред!
– Тоже правильно, – уныло согласилась Прохорова. Видимо, хотела пристроить сына на теплое местечко, да вот не вышло.
И хозяйка об этом догадалась. Потому что дальше сделала ход конем:
– Всех присутствующих назначу в правительство! Всех, без исключения, – в упор посмотрела на Тихоновну.
– В смысле?.. Кем?.. – не поняло собрание.
– Министрами! – не стала скупиться Елизавета. – На постоянный оклад жалованья.
– На какой?! – дружно выдохнуло собрание.
– Договоримся, не обижу. Я тут прикинула по должностям. – Она взяла в руки список. – Значит, Кузьминишна будет министром сельского хозяйства. – Кузьминишна польщенно охнула и приосанилась. – Лидуха – министром торговли, у нее опыт большой. Прохорова, как бывший бухгалтер, станет министром финансов, а сын ее – министром транспорта, у него велосипед есть. Петр – министром обороны и внутренних дел, Петровна – министром образования, Ягодка, как самая громогласная, – министром печати, Федор – министром промышленности, Татарин – министром иностранных дел, Мария – министром животноводства и полезных ископаемых, Тихоновна – министром культуры, у нее книг много, а Самоходов, как бывший зоотехник, – министром здравоохранения.
– Ой, переморит он нас, – засомневалась Мария. – Как этот… Зурабов.
– А премьером кто будет? – тихо, уже без всякого напора, спросила Тихоновна.
– Премьером буду я – по совместительству… Возражения есть?
Все молчали. Возражать против такого щедрого предложения было глупо. Кто-то не верил своему счастью, кто-то уже мысленно примеривался к высокой должности, кто-то сомневался – не обманет ли; Самоходов, всю ночь прорыбачивший и задремавший в самом начале собрания, продолжал с открытыми глазами клевать носом, ничего не ведая о своем высоком назначении, Тихоновна, оцепенев, во все глаза смотрела на Елизавету, как на диковинную змею, от которой не знаешь, чего ждать, – то ли бросится и ядовито укусит, то ли обернется Хозяйкой Медной горы и укажет жилу с драгоценными самоцветами, а много чего повидавший Татарин угрюмо качал головой, понимая, что ничем хорошим все это не кончится, а значит, придется и из этих мест убираться. И чем скорее – тем лучше.
– Предлагаю на этом разойтись, подумать, я пока все бумаги подготовлю: бюллетени там, проект декларации, конституции, а завтра устроим голосование, – подытожила Елизавета и, не удержавшись, добавила: – Аудиенция окончена.
Все послушно встали и молча, не говоря ни слова и даже не глядя друг на друга, потянулись к выходу. И что-то новое вдруг объявилось в их походках, осанках, поворотах голов, но что именно – понять пока было трудно…
История шестая, транзитная,
началась с того, что на въезде в наш городок, на той самой главной дороге, которая, извилисто проходя насквозь и трижды по пути сменив название, далее столь же прихотливо, сколь и неотвратимо, словно кара Господня, вновь устремляется через леса и пашни к столице нашей Родины Москве, местный бизнесмен Лопухов едва не сбил двух незнакомых старух.
Старухи мирно ковыляли по обочине, подпирая каждый свой шаг узловатыми клюками, выломленными из сушняка, как вдруг из двора Евдохиной с остервенелым лаем им под ноги бросился беспородный кобель по кличке Волдырь. Старухи испуганно отшатнулись, их повело на дорогу, и если бы не хорошая реакция Лопухова и не цепкие тормоза его джипа, с визгом замершего буквально в полуметре от застывших бабок, история эта печально закончилась бы, толком и не начавшись.
Лопухов хоть и был бизнесменом уже несколько лет, до этого пребывая в разных конторах обычным инженером, однако причудливой смесью из наглости, презрения и самодовольства свой характер обогатить так и не удосужился, поэтому мысль о том, что он мог убить или сильно покалечить двух старух, заставила его покрыться липким потом. Да и руки дрожащие отодрать от руля он смог не сразу. И вышел на ватных ногах бледный, пошатываясь. И испуг свой запоздалый выразил некорректным вопросом:
– Куда ж вы, дуры старые, прете?!
– А ты куда, умник, летишь? – ответно спросила одна из старух – повыше, пожилистее и побойчей.
– Я не лечу, я еду. По дороге.
– Вот и езжай дальше, буржуй!
Вторая старуха, маленькая и сухонькая, с лицом, напоминающим сухофрукт, укрытый от солнца в платочек, оторвав наконец взгляд от оскалившейся решетки радиатора и грозно сияющего кенгурятника, посмотрела на Лопухова и кротко сказала:
– Прости, милый, собаки мы испугались.
– Да я ж убить вас мог! Вы же прям под колеса бросились!
– Мог, милый, мог, – закивала старуха и вдруг как-то удивительно легко добавила: – Только мы давно уж мертвые.
В этот момент Волдырь, припавший к земле при визге тормозов, встрепенулся и хотел было облаять до кучи и Лопухова, но тот бросил на него такой взгляд, что пес сразу заткнулся, поджал хвост и постарался сделаться невидимым.
Зато, бойко выкатившись со двора и глядя только на дорогую машину, подала голос его хозяйка. Да еще как подала.
– Ой, собачку убили! – в голос заблажила она. – Ой, задавили собачку мою драгоценную!
– Никто твоего кабыздоха не давил! – рявкнул на нее Лопухов. – На цепи держи припадочного!
– Да? – поубавила обороты Евдохина. Она нагнулась и заглянула под джип. – А где ж он?
– Вон! – указал на лежащего в стороне пса Лопухов.
– Ах… – трагически выдохнула Евдохина. – Покалечил собачку, ирод!
Волдырь вскочил, широко зевнул и с самым бодрым видом завилял хозяйке хвостом. Чем, надо сказать, не сильно ее обрадовал.
– Вижу – спугал животную, – все-таки высказала еще одну претензию она, хотя уже поняла, что дело это пустое. – А уж у меня как сердце зашлось… – И приложила к груди руку, выжидательно глядя на Лопухова.
Но даже сочувствия не дождалась.
– Из-за твоего пса я вон их чуть не задавил.
– Кого – их?.. Тех бабок, что ли?
Только тут Лопухов заметил, что старух рядом уже нет. Припадая на свои клюки, они медленно удалялись по обочине.
– А собачка здесь при чем?.. – Не дожидаясь ответа, Евдохина отвернулась и пошла обратно во двор. Волдырь с довольным видом потрусил следом. – Ходют тут, ездют кое-как, а животное им виновато…
Лопухов покачал головой, сам зачем-то заглянул под машину, посмотрел вслед старухам и нехотя полез за руль. И, лишь когда их обогнал, сделав на всякий случай большую дугу по встречной, он вспомнил слова второй старухи о том, что они давно мертвые. Вспомнил и пробормотал:
– Они, видите ли, мертвые, а мне под статью…
Это в больших городах можно годами знакомых не видеть, а то и десятилетиями, если специальных усилий не предпринять, а в маленьких, вроде нашего, уж если ты вышел на улицу и, к примеру, на рынок направился или в магазин, а то и по какой-нибудь официальной надобности, то, будь уверен, всех знакомых по пути обязательно встретишь. Поврозь и попеременно. Вот и Лопухов, разъезжая по всяким своим коммерческим делам, вторично наткнулся на старух уже часа через полтора. Наткнулся фигурально, конечно, не так, как в первый раз. Просто увидел их, подъехав к рынку, у палатки хлебозавода.
Стоя перед витриной, они то взглядывали на ценники, то тихо о чем-то спорили, то принимались пересчитывать мелочь на ладони той, что была повыше и пожилистее.
– Чего – не хватает? – подойдя, спросил Лопухов.
Жилистая быстро сжала деньги в кулаке и только потом обернулась.