Средневековая андалусская проза

И дивиться следует не тому, что кто-то полюбит безобразную, а потом такую любовь не испытает он в отношении других, — так бывало! — и не тому, кому свойственно, с тех пор как он существует, предпочитать наиболее низкое, но тому, кто взирал взором истины, и потом одолела его случайная любовь, после того как он долго пребывал в согласии с общим мнением, и изменила она то, что душа его знала прежде, и сделалась эта перемена его природным свойством, а первоначальное свойство исчезло. И он знал преимущество того, чего придерживался раньше, но, обратившись к своей душе, находил, что она отвергает все, кроме самого низкого. Дивись же этому могучему одолению и великой власти, которую имеет любовь!

И такой человек — действительно самый правдивый в любви, а не тот, кто украшается свойствами людей, к которым не принадлежит, и приписывает себе склонность, с ним несогласную. Он говорит, что выбирает, кого любить, но если бы отвлекла любовь его зоркость, и похитила его мысль, и унесла его проницательность, — поистине стала бы она преградой между ним, и выбором, и желанием. Я говорю об этом в стихотворении, где есть такие строки:

Некий юноша влюбился в девушку с короткой шеей
И увидел в длинных шеях признак джиннов[22] беспощадных.

Обосновывал свой выбор он весьма красноречиво,
Напрямик, без недомолвок и без промахов досадных:

Разве сернам грациозным при таких коротких шеях,
Обаятельным и стройным на своих копытцах ладных,

Только ради шей длиннющих, но не слишком-то красивых,
Предпочтете дромадеров, непростительно громадных?

В большеротую влюбившись, говорил другой частенько:
Большеротые газели лучше прочих травоядных.

В малорослую влюбившись, уверяет нас влюбленный:
В долговязых великаншах вижу гулей[23] кровожадных.

И еще я говорю:

Волосы рыжего цвета тщетно порочит навет;
Я все равно прославляю этот пленительный цвет.

Солнце такого же цвета, золото солнцу сродни;
Солнечный луч воспевая, свой выполняю обет.

Кто порицает нарциссы в благоуханном саду,
Где по ночам золотится звездный чарующий свет?

Пеплу и праху привержен разуму наперекор
Тот, кто прельщается черным, вечный нарушив запрет.

Угля чернее нечистый, и в преисподней черно;
Горестями омраченный, в черное скорбный одет.

Черное знамя[24] взметнулось, и убедилась душа:
На перепутиях мира правды спасительной нет.

ГЛАВА О НАМЕКЕ СЛОВОМ

Для всего, к чему стремятся люди, необходимо должно быть начало и способ, чтобы достигнуть этого, — един в создании без всякого посредства только изначальный мудрец, — да возвысится хвала ему! — и первое, чем пользуются ищущие единения и любви, чтобы открыть то, что они чувствуют, своим возлюбленным, — намек словом. Они либо произносят стихотворение, либо говорят поговорку или стих со скрытым смыслом, либо задают загадку, либо домогаются разговора, и люди различаются в этом по мере их разумения и сообразно тому, что они видят от своих возлюбленных, — неприязнь, ласку, понятливость или тупость. Я хорошо знаю людей, которые впервые обнаружили свою любовь к той, кого они полюбили, стихами, сказанными мной; с этого или с подобного этому начинает ищущий любви, и если видит он ласку и облегчение, то прибавляет еще; когда же заметит он что-либо подобное, произнося стихи, упомянутые нами, или рассказывая что-нибудь из того, что мы определили, то ожидание ответа — либо словом, либо по выражению лица или по поведению — ужасное состояние между надеждой и отчаянием; если это и краткий миг, это все же приближение к тому, что надежда осуществится, а бывает иногда, что надежду теряют полностью.

22

Джинны — духи, как добрые, так и злые.

23

Гули — фантастические существа, которые, по арабским поверьям, подстерегают в образе женщин одиноких путников, чтобы их пожрать.

24

Черное знамя — знамя Аббасидов, свергших в 780 г. династию Омайядов в Арабском халифате.