Когда кружился ты вокруг, она крыло твое задела;
И преуспел ты, мотылек: любовь тобою овладела.
На огонек во тьме ночной с надеждою шагает путник;
Ищи же близости в любви, пока любовь не охладела!
Сближеньем с госпожой моей свои желанья утоляю,
Как жажду бы я утолял, пока вода не оскудела.
Зачем обуздывать глаза, когда твои глаза не сыты
И в созерцанье красоты нет вожделенного предела!
Я скажу еще из одной моей поэмы:
Когда меня страсть беззаконно сразит,
С кого за убитого взыщет родня?
Сулит ли разлука свидание с ней,
Как ночь нам сулит возвращение дня?
О, диво! Плывущий от жажды сгорал:
Не мог отличить я воды от огня.
Для взоров я, страждущий, неуязвим,
Как будто меня облекает броня.
Незримого можно ли встретить в пути?
Зачем любопытный седлает коня?
Меня врачевать надоело врачу,
И даже завистник жалеет меня!
К величайшим бедствиям любви относится разрыв. Он бывает нескольких видов, и первый из них — разрыв, вызванный осторожностью из-за присутствующего соглядатая. Такой разрыв достойней всякого сближения, и если бы само это слово и законы его наименования не требовали включения его в эту главу, я, наверное, говорил бы о нем, почитая его слишком высоким, чтобы включать в эту главу. И видишь ты тогда, что любимая отворачивается от любящего, обращается с речью к другому и двусмысленно отвечает намекающему, чтобы не настигли его предположения и не опередили его подозрения. Ты видишь, что и любящий поступает так же, но природа увлекает его к возлюбленной и душа его к ней направляется вопреки ему, и видишь ты тогда, что, отворачиваясь, подобен он идущему навстречу и, молча, как бы говорит, и смотрит он на самого себя, глядя в другую сторону.
И когда человек, острый и догадливый, раскроет тайный смысл их речей, поймет он, что скрытое отличается от явного и высказанное громко не есть суть дела. Поистине, это зрелище, достойное восхищения мужеством влюбленных, в то же время вызывает жалость к ним и печаль об их участи. У меня есть стихи, и я приведу их, как мы условились, хотя в них и выражена другая мысль. Вот один из них:
Его бранит Абу-ль-Аббас, и мне становится досадно;
Так рыба страуса бранит за то, что воду пьет он жадно.
И я порою льстил друзьям, известной цели достигая;
Без этого на свете жить, пожалуй, было бы накладно,
Мы залучаем птиц в силки, отборных не жалея зерен,
Чтобы приманкой нам самим прельщаться было неповадно.
Я скажу еще стихи из поэмы, заключающей различные изречения и всевозможные свойства природы.
Я сердце бы другу открыл, как зубы при всех обнажаю
В холодной улыбке подчас, навязчивого избегая,
Горчайшие снадобья пьем, страдая тяжелым недугом,
Хотя золотящийся мед приятней, чем пища другая.
Какие невзгоды терпеть приходится в тягостной жизни,
Себе самому вопреки возлюбленным пренебрегая!
Достанешь ли ты, не нырнув, жемчужину, скрытую в море,
Когда бережет жемчуга ревниво пучина морская?
Желанного клада искать согласен я и в чужеродном,
Врожденные свойства души усиленно превозмогая.
Аллах всеблагой изменил законы свои милосердно,
Спасительный путь указав блуждающим в поисках рая.
Подобные свойствам других, найдутся в душе моей свойства,
Однако в глубинах души цела справедливость благая.
Так в каждом сосуде вода окрашена цветом сосуда,
И все же прозрачна вода, для жаждущего дорогая.
В моей беспокойной душе владыки любви воцарились,
Сулят мне блаженную жизнь, безвременной смертью пугая.
Обманчива строгость моя, но мной завладеешь едва ли,
Небрежной улыбкой к любви как будто бы располагая.
Бежать я хотел бы в душе от этой пленительной власти,
А сам повторяю: «Привет!» назойливее попугая.
Сначала бывает игра, которая всех забавляет;
Потом полыхает война, безгрешных и грешных сжигая.