Средневековая андалусская проза

А о втором виде прощания скажу я стихи, среди которых есть такие:

Сей лик прекрасный достоин заоблачного чертога;
Цветы перед ним склонились, как перед посланцем Бога.

Он свеж, когда солнце летом в созвездии Льва сверкает;
Пылает он, когда солнце в созвездии Козерога.

Пускай расстается с телом душа моя в день разлуки,
Он мне возвещает радость, которой чужда тревога.

Любимую обнимая, забыл я былое горе;
Зачем не дала мне прежде любовь такого залога?

Хоть слезы горькие льются, завидует единенье
Подобному дню разлуки, когда печаль у порога.

И разве появляется в мыслях и возникает в думах что-нибудь более ужасное и болезненное, чем разрыв из-за ссоры, наступившей между любящими, когда приходит к ним затем внезапная разлука, прежде чем поселился меж ними мир и был развязан узел разрыва. И поднимаются они для прощания, и забыты упреки, и пришло к ним то, что превосходит силы и заставляет улететь сон. Об этом я скажу стихотворение, где есть такие стихи:

Упреки напрасны теперь, отброшена злость, как личина;
Разлука — великая рать; ее посылает судьбина.

Разлукою посрамлена, бежит неуместная ссора;
Изгладилась в наших сердцах ее роковая причина.

Так бегством спасается волк, свирепого льва избегая,
Хотя пропадает подчас добытая волком дичина.

Сегодня разлуке я рад, она прогоняет раздоры,
Однако не помнить нельзя, какая грозит мне кручина.

Казалось, недуг отступил, и страждущему полегчало,
Однако спасения нет: потом наступает кончина.

Знаю я человека, который пришел проститься со своей возлюбленной, но увидел, что той уже след простыл. И постоял он немного, глядя ей вослед, и несколько раз возвращался к тому месту, где некогда была его любимая, а потом ушел, и вид у него был огорченный, и взор его погас, и ум его помутился. И прошло лишь немного дней, как заболел он и умер, — помилуй его Аллах!

Поистине, разлуке присуще дивное действие в обнаруживании сокрытых тайн. Я видел человека, который таил свою любовь и скрывал то, что чувствует, пока не пришла случайно разлука, — тогда открылось затаенное, и сокрытое стало явным. Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

Ты мне любовь подарила, мои прервала мытарства;
Подарок твой запоздалый дороже всякого царства.

Тебе посетить бы прежде печальное мое сердце;
Тогда бы не проявила судьба своего коварства.

Однако пользовать поздно того, кто уже скончался,
Хоть при смерти помогают спасительные лекарства.

Я скажу еще:

Ты прежде на любовь скупилась, и я скорбел, многострадальный;
Зато теперь перед разлукой как сладок твой привет прощальный!

Но ты расщедрилась некстати, меня ты поразила в сердце;
От запоздалого привета еще печальнее печальный.

Это напомнило мне о том, что я пользовался некогда расположением одного из вазиров султана, во дни его знатности, и проявил он некоторую сдержанность, и оставил я его. Но прошли его дни, и окончилось его правление, и проявил он ко мне дружбу и братские чувства в доле немалой, и сказал я:

Со мною ты теперь приветлив, столь неприветливый когда-то,
И сердце у тебя приязнью, оказывается, богато.

Твоя любезность бесполезна, когда понять не так уж трудно,
Что в этом приступе приязни твое несчастье виновато.

Затем бывает разлука — приходит смерть, — и это уже конец, и нет тут надежды на возвращенье. Это беда постигающая, спину сокрушающая, это напасть судьбы и горе, и затмевает она мрак ночи. Она пресекает все мечты, уничтожает всякое желание и лишает надежды на встречу; тут бессильно слово и невозможно врачевание, и нет здесь уловки, кроме терпения, волей или неволей. Это самая великая беда, что постигает влюбленных, и нет для того, кого это поразило, ничего, кроме рыданий и плача, пока но погибнет он или это ему не наскучит. Вот язва, которую не бередят, боль, которая не проходит, и забота вечная. Об этом я говорю:

Нет, разлука — не утрата,
В худшем случае — расплата.

Грех оплакивать нам солнце
После ясного заката.

Разве только из могилы
Нет на этот свет возврата.

И часто видели мы людей, с которыми это случилось. А про себя я расскажу тебе, что я один из тех, кого постигло это несчастье и к кому поспешила такая беда. Я больше всех любил и сильнее всех увлекался одной из невольниц, бывших у меня в прошлом, которую звали Нум. Это была мечта для желающего и предел красоты, удивительная внешностью, нравом и по согласию со мною: я был отцом ее невинности, и мы одинаково любили друг друга. Но поразила меня судьба, и похитили ее ночи и течение дней, и стала она третьей между прахом и камнями, и было мне в пору ее кончины меньше двадцати лет, а она уступала мне в годах. И я провел после нее семь месяцев без сна и отдыха, и не уставали течь мои слезы, и, клянусь Аллахом, не утешился я до сего времени. И если бы был принят выкуп, я бы, право, выкупил ее всем, что имею из наследственного и нажитого, и не пожалел бы часть моего тела, — тотчас же и охотно. Никогда не была жизнь мне после нее приятна, и я не забыл ее памяти и не сближался с другой женщиной, и любовь к ней стерла все, что было прежде, и сделала запретным все, что было после нее.

Вот часть того, что я про нее сказал:

Хоть порой встречаются звезды среди тех, кто носит браслеты,
У возлюбленной и у солнца одинаковые приметы.

Потому-то сердце летает и спускается ненадолго,
В упоительном воспаренье выполняя мои обеты.

А среди стихотворений, в которых я ее оплакивал, есть поэма, заключающая такие строки:

Словами я не насладился, которые мне в сердце дуют,
Как будто над его узлами, неуловимые, колдуют,

Мечтами не повелевал я, небрежно ими забавляясь,
И на меня мои мечтанья теперь, должно быть, негодуют.

Они меня клянутся бросить, хотя со мною неразлучны!
Они мои друзья навеки и потому со мной враждуют.

И еще говорю я в поэме, с которой обращаюсь к моему двоюродному брату[50] Абу-ль-Мугире Абд аль-Ваххабу Ахмаду ибн Абд ар-Рахману, внуку Хазма ибн Галиба, отвечая ему:

Спроси́те следы кочевья, склоняясь над пепелищем:
Где тот, кто в своих скитаньях пустыню сделал жилищем?

Исчезло теперь кочевье, как тайный помысел, скрыто;
На голое место глядя, скитальцев мы тщетно ищем.

Люди не согласны насчет того, что тяжелее — разлука или разрыв. И то и другое — тягостное восхождение, красная смерть, черная беда и серый год, и всякий считает из этого ужасным то, что противоположно его природе.

Кто обладает душою гордой, любвеобильной, мягкой, доступной и устойчивой в обещании, для того ничто не сравнится с бедствием разлуки, так как она пришла намеренно и замыслили ее превратности рока умышленно. Поэтому не видит он, чем утешить свою душу, и, обращая думы свои к какой-нибудь мысли из мыслей, постоянно находит в ней оживление своей страсти, и возбуждает она печали, причиняя ему страдания и побуждая его плакать о друге. А разрыв — это вестник забвения и предтеча гибели любви.

50

…обращаюсь к моему двоюродному брату… — Абу-ль-Мугира аль-Вахаб, как и его двоюродный брат Али, автор «Ожерелья голубки», был вазиром халифа Абд ар-Рахмана V.