Что же касается истории друга нашего Абдаллаха Мухаммада ибн Яхьи ибн Мухаммада ибн аль-Хусайна ат-Тамими, прозванного Ибн ат-Тубни, — помилуй его Аллах! — то казалось, что красота создана по подобию его или что сотворен он из вздохов всех тех, кто его видел. Я не видывал ему равного по красоте, прелести, нраву, целомудрию, скромности, образованности, понятливости, рассудительности, верности, величию, чистоте, благородству, кротости, нежности, сговорчивости, терпеливости, снисходительности, разуму, мужеству, благочестию, знаниям и памяти на Коран, предания, грамматику и язык. Он был чудесным поэтом, красиво писал и обладал разносторонним красноречием, владея изрядной долей в диалектике и в искусстве спора. Он принадлежал к ученикам Абу-ль-Касима Абд ар-Рахмана ибн Абу Язида аль-Азди, моего наставника в этом деле, и между ним и его отцом было двенадцать лет разницы. Мы с ним близки по годам и были неразлучными друзьями и столь искренними приятелями, что не могла пробежать между нами вода. Потом налегла смута[67] грудью и развязала бурдюки, и случилось разграбление войском берберов наших жилищ в Палатах Мугиса на западной стороне Кордовы, и расположились они в них, — а дом Абдаллаха был в восточной стороне Кордовы. А затем повернули меня дела и пришлось мне уехать из Кордовы, и поселился я в городе Альмерии, и мы часто обменивались посланиями в стихах и прозе. Последнее, с чем обратился он ко мне, было послание, в тексте которого есть такие стихи:
И жили мы так, пока не прекратилось правление сынов Марвана, и убили Сулаймана аз-Зафира, повелителя правоверных, и выступил род Талибитов[68], и присягнули на халифат Али ибн Хаммуду аль-Хасани, прозванному ан-Насиром. И захватил он Кордову, и овладел ею, и искал помощи, воюя с городом, у войск насильников и повстанцев в разных местах Андалусии, а вслед за тем лишил меня милости Хайран, владыка Альмерии, так как донесли ему злодеи, которые не боятся Аллаха, великого, славного, — уже отомстил им Аллах! — что мы с Мухаммадом ибн Исхаком, другом моим, стараемся на пользу приверженцев рода Омайядов, и он продержал нас в заточении несколько месяцев, а затем выпустил, подвергнув изгнанию. И отправились мы в Хисн аль-Каср[69], и встретил нас начальник этой крепости Абу-ль-Касим Абдаллах ибн Мухаммад ибн Хузайль ат-Туджиби, по прозвищу Ибн аль-Мукаффаль, и пробыли мы у него несколько месяцев в наилучшей обители пребывания, среди лучших людей и мужей с возвышенными помыслами, совершеннейших по милости и обладателей наибольшей власти. А затем мы поехали по морю, направляясь в Валенсию, когда появился повелитель правоверных аль-Муртада Абд ар-Рахман ибн Мухаммад. И нашел я в Валенсии Абу Шакира Абд ар-Рахмана ибн Мухаммада ибн Маухиба аль-Анбари, друга нашего, и сообщил он мне весть о смерти Абу Абдаллаха ибн ат-Тубни и рассказал мне о кончине его — да помилует его Аллах! А затем, через недолгое время после этого, рассказали мне кади Абу-ль-Валид Юнус ибн Мухаммад аль-Муради и Абу Амир Ахмад ибн Мухарриз, что Абу Бакр Мусаб ибн Абдаллах аль-Азди, по прозванию Ибн аль-Фаради, передавал им следующее (а отец этого Мусаба был кади Валенсии во дни повелителя правоверных аль-Махди, и аль-Мусаб был нашим другом, братом и приятелем, когда мы изучали предание под руководством его отца и других наставников и знатоков преданий в Кордове): «Аль-Мусаб, — рассказывали они, — говорил нам: «Я спрашивал Абу Абдаллаха ибн ат-Тубни о причине его болезни, — а он исхудал, и скрыло изнурение красоту лица его, не оставив почти следов ее, и казалось, душа его уже улетела от вздохов его, и забота была видна на лице его, — и были мы одни, и он сказал мне: «Хорошо, я расскажу тебе! Я стоял у ворот своего дома в квартале Дьякона, когда вступал в Кордову Али ибн Хаммуд и войска приходили туда со всех сторон толпами. И увидел я среди них юношу (не думал я, что красота имеет столь живой образ, пока не увидел его!), и он победил мой разум, и обезумело из-за него мое сердце. И я спросил про него, и мне сказали: «Это такой-то, сын такого-то, из жителей такой-то стороны, в краю, отдаленном от Кордовы, до которого не достанешь», — и потерял я надежду увидеть его после этого. И, клянусь жизнью, о Абу Бакр, любовь к нему не расстанется со мной, пока не приведет она меня в могилу». Так и случилось.
Мне известен этот юноша, и я знаю его и видел, но я опустил здесь его имя, так как он уже умер, и оба они встретились перед Аллахом, великим и славным, — да простит им всем Аллах! — и было это, несмотря на то, что Абу Абдаллах — да приютит его Аллах с почетом! — был из тех, кто совершенно не смущен любовью, и он не оставлял примерного пути, не делал ничего запретного, не приближался к порицаемому и не совершал запрещенного дела, которое бы уменьшило его веру или мужество. Он не отплачивал тем, кто был с ним жесток, и не было в нашем кругу ему подобного.
Потом я прибыл в Кордову, в халифат аль-Касима ибн Хаммуда аль-Мамуна, и ничего не сделал, раньше чем направиться к Абу Амру аль-Касиму ибн Яхье ат-Тамми, брату Абу Абдаллаха, — помилуй его Аллах! Я спросил его, как он поживает, и стал утешать его в потере его брата, — а он был достоин утешения не больше, чем я, — и затем я спросил про стихи и послания умершего, так как то, что было у меня из этого, пропало во время разграбления по причине, о которой я упоминал в начале этого рассказа. И Абу Амр рассказал мне про своего брата, что, когда приблизилась к нему кончина, и он убедился, что пришла гибель, и перестал сомневаться в своей смерти, он потребовал все свои стихи и письма, с которыми и к нему обратился, и порвал их, а затем приказал их закопать. «И я сказал ему, — говорил Абу Амр, — «О брат мой, пусть они останутся», — но он ответил: «Я рву их и знаю, что рву с ними многие наставления, и если бы Абу Мухаммад (то есть я) был здесь, я бы отдал их ему, чтобы были они для него напоминанием о нашей дружбе, но не знаю я, какая страна его скрывает, и жив ли он или мертв (а весть о моем несчастье дошла до него, и он не знал, где мое местопребывание и к чему привели мои злоключения)».
67
68