Эта ступень, на которую указал Абу Бакр, достигается путем умозрительного знания и отвлеченного размышления. И нет сомнения, что сам он дошел до нее, но не пошел дальше [89] .
Что же касается до того состояния экстаза, о котором мы упомянули в начале, то оно иное, хотя и подобно ему в том смысле, что в нем не раскрывается что-либо противоположное тому, что раскрывается во втором; однако отличие его лежит в большей отчетливости, и внутреннее созерцание его достигается чем-то таким, что только иносказательно мы можем обозначить некоей силой, потому что ни в обычных словах, ни в специальных словах [90] мы не найдем имени, указывающего на то, при помощи чего достигается этот род внутреннего созерцания.
Вот это упомянутое нами состояние экстаза, вкусить которое побудила нас твоя просьба, принадлежит к числу тех, на которые обращает внимание шейх Абу Али в том месте, где он говорит: «Потом, когда воля и упражнение достигают в нем известного предела, являются пред ним мерцания восходящего над ним света Истины, приятные, подобные молниям; они то блистают, то угасают. И учащаются эти наития при настойчивости в упражнениях. Потом он так глубоко постигает Истину, что наития находят на него и без этих упражнений: лишь взглянет на что-нибудь, как тотчас метнется мыслью к высочайшей Святости, сохраняя еще сознание о себе. Потом находит на него новое наитие, и он почти видит истину в каждой вещи. Затем достигает прозрение его такой степени, что мгновенное состояние сменяется наитием длительным, мимолетное становится привычным, мерцающее — явным светочем. Приобретается им тогда знание прочное, похожее на непрерывное содружество».
Так описывал он последовательное восхождение по ступеням до того момента, когда оно завершается достижением, то есть состоянием, в котором «сокровенная часть его существа стала отполированным зеркалом, обращенным к Истине. И тогда польются в изобилии на него высшие наслаждения и возвеселится он в душе своей следам Истины в ней. И на этой ступени будет взирать он на Истину и на душу свою попеременно; потом исчезнет у него сознание и узрит он одну только пресветлую Святость, а душу свою если и будет видеть, то только как созерцающую. Вот здесь наступит настоящее Соединение».
Описывая так эти состояния, Абу Али хочет лишь сказать, что они были для него озарением, но не умозрительным постижением, извлекаемым аналогиями, посылками и следствиями.
Если ты хочешь пример, на котором ясно было бы для тебя различие между постижениями людей этого толка и постижением других, то представь себе слепорожденного, однако даровитого от природы, с хорошим соображением, прочной памятью и правильным строем мысли. От самого рождения он растет в одном городе, постоянно знакомясь при помощи своих чувств и с отдельными его обитателями, и с многочисленными видами одушевленных и неодушевленных существ, и с городскими улицами и проходами, домами и рынками, так что в состоянии, наконец, бродить по этому городу без проводника и сразу же узнавать все встречающееся ему. Одни лишь цвета он узнает по толкованиям их названий и по некоторым определениям, указывающим на них.
И вот, когда он достигает такой степени понимания, очи его открываются, и он делается зрячим. Тогда он идет по всему этому городу, обходит его и не находит ни одной вещи, противоречащей тому, что он о ней думал, ничего такого, чего бы он не признал, так что и цвета оказываются соответствующими тем признакам их, которые были описаны ему. Однако во всем этом есть у него два важных обстоятельства, одно из которых является следствием другого, это, во-первых, бо́льшая ясность и блеск и, во-вторых, — великое наслаждение.
Состояние тех, склонных к умозрению людей, которые не достигают предела Святости, и есть первое состояние слепорожденного. А те цвета, которые узнавались им в этом состоянии по толкованиям названий их, суть те вещи, о которых Абу Бакр сказал, что они слишком велики для того, чтобы отнести их к миру физическому, и что Аллах дарует их кому хочет из рабов своих. Состояние же тех умозрителей, кои достигают предела Святости и которым Аллах дарует то, что, как мы сказали, может быть названо силой только иносказательно, будет вторым состоянием слепорожденного.
Но редко можно найти человека с проницательным взором, с открытыми очами, который не нуждался бы в размышлении. Я не имею здесь в виду (да почтит тебя Аллах близостью в себе!) под постижением людей умозрения то, что они воспринимают из мира физического, и под постижением людей Святости то, что они постигают из мира, находящегося за пределами мира физического, потому что оба эти представления совершенно отличаются друг от друга по самой сути своей и не могут быть смешиваемы друг с другом.
Нет, под постижением умозрителей мы разумеем постижение того, что лежит за пределами мира физического, как было у Абу Бакра. Ведь условием этого их постижения является то, чтобы оно было истинным и верным, и вот тогда отпадает сравнение между ним и постижением людей Святости, которые воспринимают те же вещи, но с большей ясностью и силой наслаждения. Абу Бакр осуждал людей Святости за это наслаждение, относил его к силе воображения и обещал описать толково и ясно, каким должно быть состояние блаженных в этот момент. Но здесь следует ему сказать: «Не считай сладким вкус того, чего не отведал, и не наступай на шею праведника». Однако он не сделал этого и не выполнил своего обещания. Возможно, что ему помешал в этом недостаток времени, о котором он говорил, и хлопоты по переселению в Оран [91] или, может быть, он понял, что, описав это состояние, он будет принужден высказать такие вещи, в которых окажется для него осуждение собственного поведения и опровержение былого совета умножать и собирать богатства, пользуясь всякого рода средствами для их стяжания. Но речь наша несколько уклонилась от предмета твоей просьбы, как это потребовала необходимость.
После сказанного ясно, что просьба твоя имеет какую-нибудь из следующих двух целей. Либо ты просишь описать то, что видят люди непосредственного созерцания, люди вкушения и достигшие степени Святости, но это невозможно изложить в книге точно так, как происходит дело. Когда же кто-либо решается на это и берется описать это устно или письменно, то меняется самая сущность созерцаемого, и оно становится явлением другого, умозрительного порядка, потому что когда оно облекается в буквы и звуки и приближается к миру видимому, то ни одной доли образа или состояния не остается у него от прежней его природы, и определения его расходятся чрезвычайно. И сбиваются люди с прямого пути, а думают про других, что те сбились, хотя те и на прямом пути. А происходит это потому, что это нечто безграничное в необозримом пространстве, объемлющее, но и необъемлемое.
Либо второй целью, которую, как мы сказали, может преследовать твоя просьба, является желание познать видимое так же, как познают его люди умозрения. Вот это познание (да почтит тебя Аллах приближением к себе!) есть нечто такое, что возможно изложить на письме и выразить словами. Однако способность Познания более редка, чем красная сера [92] , особенно в нашей стране, где она такая диковина, что только один по наследству от другого овладевает ее крупицами. Да и тот, кто овладеет ею, говорит о ней людям только загадками, ибо правоверная религия и истинный закон запрещают погружаться в это состояние и предостерегают относительно этого.
89
90