Здесь эта знаменитая фраза появляется в первый раз. Она повторяется в XII веке объединенной группой так называемых «теологов-ригористов[59]» – Петром из Блуа, Стефаном Турнейским, Мишелем де Корбейлем и многими другими. Высокомерные мистики монастыря Святого Виктора в Париже – Вальтер и Абсалон Сен-Викторские – зашли так далеко, что говорили, что философия – это дьявольское искусство и что некие теологи, которые используют ее, есть «путаница» Франции.
Но нужно не забывать, что этих клеветников на философию было меньшинство, как и диалектиков-уклонистов, образовавших исключительную группу, и что уже в XI и XII веках лучшие умы отвергали неудачную фразу Дамиани. Святой Ансельм отрекся от нее. Шартрианцы, Иоанн Солсберийский и Алан Лилльский, либо специально противопоставляют себя ей, либо показывают своими произведениями, что они отвергают ее. Более того, спекулятивные теологи, которые появились в начале XII века и почти сразу же основали три большие школы – Абеляр, Гильберт Порретанский, Гуго Сен-Викторский, – презирали робость ригористов, и апологетик, который они создали (о чем мы поговорим далее)[60], является эффективным противовесом тенденциям Дамиани. Сам Петр Ломбардский, вопреки своей практической точке зрения, протестовал против такой чрезмерной претенциозности. Эту формулу большинство интеллектуальных философов и теологов презирают. Следовательно, очень несправедливо судить философов Средневековья по доктрине меньшинства, – а это в XII веке, – против которой лучшие умы открыто восставали. Чтобы прояснить происхождение этого заявления, что философия есть служанка теологии, достаточно отдать справедливость этому вопросу.
Это рассмотрение должно освободить средневековую философию от того веского презрения, которое тяготило ее так долго, – презрения, основывающегося на убеждении, что она не имеет ни raison d’etre (смысла существования), ни стимулирующей методики, ни независимости!
Сказать, что философия к XII веку ясно отличалась, с одной стороны, от свободных искусств и, с другой стороны, от теологии, – значит признать, что ее границы были ясно очерчены и что она осознала самое себя. В данный момент этот великий шаг в организации был сделан одновременно и с другими науками, и они все получили независимость, хотя и в разной степени. Например, отмечалось развитие догматической теологии, которая быстро прогрессировала, как мы только что сказали, и широко распространилась в великих школах Абеляра, Гильберта Порретанского, Гуго Сен-Викторского и Петра Ломбардского. То же можно сказать и о свободных искусствах, то один, то другой предмет которых более основательно изучался в той или иной школе; например, грамматика в Орлеане и диалектика в Париже. Более того, я доказал появление медицины как отдельной дисциплины, и особенно гражданского (римского) и канонического права. Так, важные ментальные дисциплины, которые придут в расцвет в XIII веке, отстояли свою независимость и присущую им ценность.
Эти разграничения, которые нам кажутся такими естественными и самими собой разумеющимися, получаются ценой больших усилий в любой период истории, в котором делается попытка их введения, – и непременно так. Ведь первые греческие философы встретились с такими же затруднениями в этом отношении, что и схоласты XII века. Даже сегодня, когда классификация так далеко продвинулась вперед, возникают дискуссии относительно определения границ новых наук; свидетельство тому – пример социологии. Но это размежевание философии в XII веке было лишь одним из аспектов быстро развивающейся цивилизации. Разве мы не видим подобного движения в политической, общественной, религиозной жизни и жизни искусства? Королевские прерогативы, права и обязанности вассалов, статус мещанства и сельского населения, различия между церковным сбором и духовными функциями аббатов и прелатов, монастырская и епископальная иерархия, явное введение новых художественных стандартов – все это черты эпохи в процессе определения. Хаос и нерешительность X и XI веков исчезли. Новая эра проявляется через ощущение созревающих сил.
III. Гармония феодального ощущения персонального мира с философской доктриной того, что существует лишь один индивидуум
Теперь мы можем проникнуть глубже и рассмотреть множество философских доктрин, которые родились в результате достижений XII века. Делая это, нельзя не отметить, как основные доктрины развивающейся метафизики соответствуют господствующим добродетелям феодального духа. И это приводит нас к нашему третьему пункту, и поистине самому интересному, касающемуся отражения цивилизации в философии: а именно гармонии феодального чувства ценности личности с философской доктриной реальности индивидуума.
59
Ригоризм