И все это в отсутствие короля или другой высшей и абсолютной власти… Понимает ли читатель всю необычность этого сообщества? Совершенно ясно, что в стране должно было существовать нечто вроде основополагающего консенсуса между всеми свободными людьми, чтобы, с одной стороны, истец мог добиться правосудия, а с другой стороны, обвиняемый чувствовал себя обязанным повиноваться. Само собой разумеется, как мы уже говорили, такой консенсус не всегда достигался, однако можно утверждать, что в целом победа оставалась за законом.
Альтинг не только занимался законотворчеством, но и при необходимости выступал также в качестве суда: дела рассматривались по порядку, методами, которые также могут показаться совершенно невероятными современному человеку. Истец излагал свои претензии, приводил своих свидетелей и в случае необходимости предъявлял вещественные доказательства; обвиняемый имел все возможности для своей защиты. Существовали адвокаты обвинения и защиты; при этом следует упомянуть одну существенную и характерную для этой культуры подробность: как уже говорилось, закон в этой стране был священным понятием, так что оказаться виновным мог скорее не тот, кто был действительно виноватым, но тот, кто не был способен вести процедуру надлежащим образом, согласно букве закона. Пренебрежение ею почиталось признанием (хотя и косвенным) неспособности доказать свою правоту, а следовательно, свидетельством виновности. Оправдаться можно было принесением клятвы или вызовом своего противника на поединок. Приговор выносился должным образом аккредитованными судьями, действовавшими совместно в виде суда (kviðr), — учреждения, которое, похоже, действительно являлось германским изобретением, особенно если речь шла о «суде соседей» (bùakviðr) часто использовавшемся для решения не слишком значительных споров.
Приговор не предусматривал смертной казни, за исключением строго определенных случаев; гомосексуализм, изнасилование, кража, а после христианизации — без сомнения, колдовство и магия, считались настолько серьезными преступлениями, что выходили за рамки закона, можно сказать, в силу самой своей природы. Виновный в этих прегрешениях в буквальном смысле переставал быть человеком: он выпадал из-под действия человеческих законов, его преступление объявлялось óbótamál, то есть не способным ограничиться выплатой компенсации.
Наиболее обыкновенным наказанием являлась выплата компенсации, виры — Wehrgeld по-немецки, bót на старонорвежском. Нанесенное оскорбление оценивали в буквальном смысле этого слова и требовали от виновника выплаты компенсации, эквивалентной оскорблению. Не обращаясь к абстрактным принципам римского права, германское законодательство требовало проводить конкретный анализ конкретной ситуации, завершая рассмотрение утверждением: за совершенное правонарушение полагается такая-то выплата. Как правило, эта выплата производилась на конкретную сумму наличными или натурой. В исландской истории сохранились воспоминания о баснословных штрафах, которые те или иные осужденные должны были выплатить, чтобы вернуть себе свое достоинство. В сводах законов перечисляются поразительно мелкие детали. В них содержатся перечни ран или возможных оскорблений и устанавливаются, так сказать, расценки на них. Штраф мог выражаться в коровах, в локтях вадмели — грубой шерстяной ткани, упоминания которой нередко встречаются в документах; использовались и другие конкретные средства урегулирования разногласий.
Однако такая практика соблюдалась в случае не слишком серьезных преступлений. В более значительных ситуациях применялись два других вида наказания. Первым было fjörbaugsgarðr, или изгнание. Могло назначаться изгнание из страны в целом или из конкретного округа, за пределы определенных границ; его срок был ограничен обыкновенно тремя годами. По истечении этого срока осужденный считался очищенным и мог без ущерба для себя вернуться к родному очагу. Эта мера и следующая, еще более суровая, свидетельствуют о том, что исландское общество считало нормой только жизнь в коллективе и самое тяжелое из наказаний предусматривало разлуку человека с родным ему обществом. В Речах Высокого (Hávamál) — великом этическом тексте из «Старшей Эдды», упоминается «человек, которого не любит никто» и который поэтому не может «жить долго».
Другим типом наказания являлся skóggangr (буквально «идти, удаляться в леса» — интересный термин, явно заимствованный из норвежского языка, поскольку в Исландии не было лесов). Это было полное, абсолютное и крайне строгое лишение прав: никто не мог оказывать помощь такому осужденному, он оказывался абсолютно отрезанным от сообщества людей, и его могли безнаказанно убить, как животное. Этот случай занимает заметное место в коллективном бессознательном, не только потому, что подобный персонаж описывается в двух из наиболее интересных исландских саг, Саге о Греттире и Саге о Гисли, сыне Кислого, а также потому, что этот тип героя занимает особое место в народных сказках.