Основными формами обучения были чтение, разбор текста, а затем диспут, главным «ответчиком» на котором был лектор, а студенты, задавая вопросы, должны были учиться на его ответах.
С появлением университетов и городских школ увеличилась доля светского элемента в образовании: в некоторых местностях начинает преподаваться национальный язык; наибольший приток студентов испытывают философский, медицинский, юридический факультеты. Из университетов выходят образованные люди не только духовного сословия. Однако следствием этого стало небрежение риторикой и грамматикой, под которой следует для того времени понимать элементы поэтики и истории.
Университет собирал в своих стенах людей действительно из разных земель, разных сословий. Через шесть-восемь лет пребывания в университете эти люди пополняли и составляли единый общеевропейский слой, который можно считать средневековой интеллигенцией, если говорить о лицах, живущих за счет преимущественно умственного труда. Генетически как сообщество универсального характера, не связанное изначально этническим и социальным происхождением, городская и университетская корпорации были очень близки друг другу. Профессии нотариусов, законоведов, медиков, учителей требовались в первую очередь городу, который был средой их развития и совершенствования. Городские слои являлись преимущественными «поставщиками» студентов в университеты. Жизнь самого университета стала частью жизни города, как ни досаждали они друг другу время от времени. Выпускники университетов — нотариусы, врачи, адвокаты — селились в городе, создавая таким образом круг обменивающихся идеями, традициями, обычаями людей.
Учительная литература раннего средневековья, говоря о воспитании и обучении, о спасении души и самосовершенствовании имела в виду человека вообще, тварь Божию. Дидактические сочинения XI-ХIV столетий гораздо более индивидуализированы. Усложнение социальной жизни, ее культурных и этикетных форм вызывает необходимость и в специализации обучения, в учете не только возрастной и половой психологии, но и функций того или иного ученика в будущем обществе.
Учительная литература, заботясь о душе человека, в первую очередь воспринимала знания лишь как средство и материал для размышлений, приближаясь тем самым к Богу, или — проще — как средство, предостерегающее от совершения грехов и осквернения души. Совершенствовать же, по сути, ученик должен был душу свою. Так создается идеальный образ добродетельного человека. Дидактическая литература, сохраняя принцип создания идеального христианского образа, выделяла, однако, те критерии и добродетели, которые могли быть положены в основу "социально-функционального" воспитания.
Система обучения и воспитания будущего рыцаря на практике включала в себя обычно службу пажом — еще в отрочестве — в доме стоящего выше на иерархической лестнице сеньора. Обучение всему — музыке, танцам, охоте, верховой езде, фехтованию — происходило как бы само собой, на практике. Исключением могло быть лишь обучение грамоте и основам вероучения. Так же «играючи» паж учился разбираться в своей и чужой генеалогиях, узнавать гербы феодальных владетелей. Отдельную задачу составляло обучение куртуазным манерам. Не считалось зазорным также и умение слагать стихи.
Но авторы трактатов, люди прежде всего ученые, ставят на первое место религиозное воспитание. Для них оно — залог всего остального. Подлинную христианскую веру считают основой нравственности. Безнравственность и отступничество от христианства являются двумя сторонами одной медали. Для рыцаря слава святого несопоставима даже с воинской славой.
Сохранение сильной религиозной основы естественно. Позже появятся и иные сочинения, цель которых — не воспитание рыцаря, а лишь его обучение. Таковы наставления в верховой езде, советы по соколиной охоте и др. Педагогические же трактаты наделяют идеальный образ рыцаря и иными добродетелями. Хорошее обучение, жесткая дисциплина с возможными телесными наказаниями, справедливость должны обеспечить воспитание в ребенке двух основных, необходимых рыцарю черт: готовности к мученичеству за веру, в чем сказались, кроме всего прочего, и времена крестовых походов, и щедрости — традиционной, выросшей из язычества, добродетели богатых. Временами высказываются гораздо более мягкие взгляды на обучение и его методы. Принуждение может быть применено при отказе от занятий, но телесные наказания — в крайнем случае. Главная форма общения с ребенком — убеждение, предоставление ему возможности самому размышлять над сказанным. Сомнение не должно быть чуждым ни ученику, ни учителю.
Пожалуй, вопрос об источниках и средствах информации, поступающей к ученику, — один из важнейших при выяснении характера и сущности обучения. И первое, с чем сталкиваемся мы на страницах трактатов, в иконографическом материале, — книга, Книга с большой буквы. Книга как духовная ценность, ибо она содержит в себе знание; предмет, ценный в прямом смысле слова (сколько их передают в дар благочестивые верующие в качестве дорогого вклада монастырям и храмам); наконец, как предмет, ценный своей уникальностью, ибо ни одна рукописная книга не повторяла другую. И в этом смысле средневековая книга — квинтэссенция средневековой цивилизации, где, несмотря на канон, и внутри канона было принципиально невозможно тиражирование ценностей. Отсутствие тиражирования было немаловажным условием воспитания и обучения.
В XII в. книги выходят за пределы монастырских скрипториев — растущие потребности города вызывают к жизни городские мастерские по переписке рукописей. С XIV столетия непременный пергамен стали заменять бумагой, что еще больше удешевило и ускорило изготовление книги. В результате в сознании человека того времени относительно возрастает ценность содержания книги. Показателем этого может служить, с одной стороны, уменьшение количества вкладов книгами, а с другой — создание не только монастырских, церковных, но и университетских библиотек, книжных собраний у королей, знати, горожан110.
Наряду с книгой продолжали существовать многочисленные способы передачи и сохранения информации устного типа. Это прежде всего фольклор, проникновение которого мы чувствуем даже в ученой литературе. Таковы записи легенд, вставки «бродячих» и сказочных сюжетов в хроники, появление назидательных новелл. Нередко в устной форме передавались и школьные знания — в результате заучивания школярами, потом учителями грамматических упражнений. Да и университетские занятия принимали порой форму лекций нашего типа.
Тем не менее, видимо, надо признать, что XII–XIV вв. — время преобладания книжной информации в школьном и университетском обучении. Монах в келье, склонившийся над книгой, школяры, разбирающие текст по книге, хор, поющий по нотам, — постоянные мотивы средневековой миниатюры. А это означало большую стабильность обучения, снижение — относительное — его вариативности. Только с XIV в., пожалуй, можно говорить о сдвигах в этом направлении.
XIV и XV вв. ощутили новое веяние во всем, в том числе и в педагогике. Появились новые концепции воспитания и обучения, в начале XIV в. особенно ярко и открыто высказанные каталонским мыслителем Раймундом Луллием. В трактате "Об обучении мальчиков" Луллий писал о необходимости изучения национального языка (требование, особенно характерное для Пиренеев того времени), ведения спартанского образа жизни, обучения какому-либо ремеслу независимо от происхождения, а также воспитания благочестивых нравов и напряженной любви к Богу.
Итак, высокое средневековье раскинуло перед нами множество вариантов обучения, равно как и множество идеальных конечных целей и путей их достижения. Можно говорить о существовании разных уровней педагогики: