На время с середины XIV и до середины XV в. приходится самый интенсивный период взаимоотношений, обмена документами, посольствами между Константинопольским патриархатом и Москвой, где к тому времени уже постоянно находилась резиденция митрополита, что стало решающим фактором в противоборстве с политическими соперниками великих князей Московских. Исследователи насчитывают не менее 125 путешествий в Византию русских в это столетие, известных по документальным свидетельствам[56].
Являясь основным проводником византийской политики за пределами империи, патриархат выступал важной политической силой, влиявшей на различные аспекты жизни как средневековой Руси, так и всей Восточной Европы. Имперские власти стремились выделить приоритетный центр, опираясь на который можно было бы влиять на ситуацию в восточноевропейском регионе. С момента крещения Руси таким центром была кафедра митрополита Киевского и всея Руси, постоянным местопребыванием которого с 1333 г. стала Москва. Придерживаясь основной политической линии по сохранению единства церкви и централизации власти, Константинопольский патриархат чутко реагировал на все изменения политической и конфессиональной ситуации в подвластных ему регионах. Однако реализация этой политики проходила в сложнейших для Византии внешнеполитических и внутриполитических условиях: внутренние гражданские войны, нарастающие религиозные конфликты, а главное — усиление натиска со стороны турок-османов заметно ослабляли империю, заставляя проводить политику лавирования и часто идти на компромиссы. Церковь играла роль связующего звена между Византией, княжествами удельной Руси (Московским, Тверским, Нижегородским, Ростовским, Рязанским и др.), Великим княжеством Литовским, Золотой Ордой, поддерживая то одну, то другую «партию силы», а митрополия «Киевская и всея Руси» (1390–1460) рассматривалась в Константинополе не только как сфера влияния Константинопольского патриархата, но и как дополнительный источник ресурсов для слабеющей Византийской империи.
Известный исследователь истории Византии, историк и богослов отец Иоанн Мейендорф отмечал, что «в XIV–XV веках за власть на Руси боролось несколько политических центров, и каждый стремился поставить своего кандидата митрополитом Киевским, или, со временем, — выделиться в особую митрополию»[57]. В течение указанного периода столкновение местных интересов с централизаторскими тенденциями Византии было основным содержанием исторического процесса в Восточной Европе. Смягчение церковной политики Византии по отношению к Руси не означало, что от принципа назначения греков на кафедру далекой, но важной митрополии совершенно отказались. По словам все того же И. Мейендорфа, «перечень митрополитов поражает этническим разнобоем: Алексий (русский, 1354–1378 гг.). Смута, последовавшая за смертью Алексия, привела к усилению византийского контроля при Киприане (из болгар, 1389–1406 гг.), Фотии (грек, 1408–1431 гг.) и Исидоре (грек, 1436–1441 гг.)»[58]. Стихийной формой протеста против влияния греков и произвола власти константинопольской иерархии стала ересь стригольников (Новгород Великий, Псков)[59].
Со второй половины XIV в., то есть уже со времени княжения великого князя Михаила Александровича (1368–1399) вплоть до присоединения княжества к Москве (1485), Тверь в ожесточенном противостоянии и соперничестве взяла курс на проведение самостоятельной политики (до 1375 г.) и по отношению к Москве, и по отношению к близкой к ней и географически, и династически Литве, но при этом поддерживая с последней активные внешнеполитические и торговые связи. Направляла она послов и в Константинополь, что в полной мере в своих интересах использовали и тверские князья, и патриархи. Напротив, союза с Литвой придерживался рязанский князь Олег Иванович (1351–1402), а в первой четверти XV в. эту же политику продолжил его сын Федор Ольгович (1402–1427). Исследователь XIX в. Д. И. Иловайский писал об этом так: «Исторiя Рязани въ XIV и XV вв. представляетъ замѣчательную аналогiю съ историею Твери. Здѣсь вторую половину XIV в. также наполняетъ видная личность Михаила Александровича, выступающая съ такими же стремленiями, какъ Олегъ Рязанскiй; послѣ его смерти видимъ тѣ же усобицы между Тверью и Кашиномъ, какъ между Рязанью и Пронскомъ, то же колебанiе между Москвою и Литвою. Когда на время ослабла сила притяженiя со стороны Москвы, оба княжества примкнули къ Литвѣ, гдѣ еще властвовал грозный Витовтъ»[60].
56
Маджеска Дж. П. Русско-византийские отношения в 1240–1453 гг.: паломники, дипломаты, купцы //Из истории русской культуры [сборник: в 5 т.]. Т. 2. Кн. 1: Киевская и Московская Русь. М., 2002. С. 358–373;
Житинёв С. Ю. История православного паломничества в X–XVII вв. М.: Индрик, 2007.
57
Цит. по: Мейендорф И. Ф., прот. Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV в. Paris, 1990. С. 110–111.
59
Патриарх Антоний (возведен на престол в 1389 г.) написал к стригольникам особое послание, в котором обличал их ересь. Из него видно, что стригольники восстали против существующей иерархии. «Рцете еретицы, — писал Антоний, — гдѣ хощете попа взятии собѣ? Аще глаголете: не достоинъ есть Патриархъ и недостойни суть Митрополити, то по вашему, нынѣ слову ни единаго нѣсть попа на земли. Аще бо, которой нищеты деля позна себе, безъ даровъ церковныхъ поставленъ есть. Но мыслию и вѣрою исповъдаемся и вси причащаемся къ Соборней и Апостольстъй Церкви: а его же Митрополита освятить намъ Патриархъ, того вси чтемъ, яко Христова намъстника, также и епископъ въ коемъждо градъ и области пресвитеры яко Апостолы Христовы. Вамъ же гдъ есть поставити попа по своей окааной вѣръ? Не приде бо Христосъ второе вѣплотитися на землю, ни снидетъ Ангелъ освятити вамъ попа».
Подробнее см.: Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссиею 1334–1598. Т. I. СПб., 1841. Грамота № 6 (1388–1395 гг.) — «Послание Константинопольского Патриарха Антония Псковичамъ о обличении стригольниковъ». С. 9–16.
60
Цит. по: Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. М., 1858 [репринт — Рязань. 1990]. С. 206.