VI. Функции чудесного в Средние века
а) Компенсация
Мир наизнанку — страна Кокань. Изобилие еды.
Нагота.
Сексуальная свобода.
Мир наоборот — земной Рай — золотой век.
б) Сопротивление христианской идеологии
Отрицание человеческого начала:
— Дикий человек.
— Чудовища.
— «Mischwesen»: полулюди-полуживотные, гибриды.
— Против тезиса «Человек создан по образу и подобию Божьему (ad imaginem Dei)».
Отказ от манихейства:
— Любое явление чудесного, каким бы безопасным оно ни казалось, всегда носит амбивалентный характер, ибо чудесное не находится полностью ни на стороне добра (Бога), ни на стороне зла (Сатаны). Пример: Дракон св. Марсилия Парижского (см.: Ж. Ле Гофф. Другое Средневековье..., с. 142—168).
Оптимизм:
— Чудесное и «happy end». в ) Чудесное как познание
Mirari, miroir, merveille.
Средневековые зерцала.
См.: D. Poirion. Étude sur le Roman de la Rose, 1974, chap. II.
Волшебная сказка.
Чудесное подобно не сну, но знанию.
«Помимо удовольствия, любопытства и прочих эмоций, пробуждаемых в нас рассказами, сказками и легендами, помимо потребности отвлечься, забыться, получить приятные и щекочущие нервы ощущения, реальной целью путешествия в чудесное является... наиболее полное изучение реальности» (Pierre Mabille. Le Miroir du merveilleux).
Так каково же положение чудесного в Средние века?
1. Раннее Средневековье и подавление чудесного.
2. Прорыв чудесного в ученую культуру: XII—XIII вв.
3. Эстетизация чудесного: XIV—XV вв.
60
III. Подведение итогов и определение перспектив
Вторгшись в пределы привычного, естественного мира, чудесное деформировало его и значительно расширило свои границы. Великаны, карлики, люди с физическими отклонениями, разумеется, существа необычные, но, в сущности, они не слишком отличаются от существ, созданных природою; то же можно сказать и о сказочных и мифических существах, даже о невообразимых Mischwesen, полулюдях-полуживотных, изображенных на картинах Босха, а также его гибридах, в которых живое соединилось с неживым. Наличие потенциальной возможности существования небывалого объекта характерно для первого уровня чудесного; для «подлинного» же чудесного, на мой взгляд, характерно наличие чего-то такого, что не просто выходит за рамки, установленные природой, а противоречит природному порядку в целом. Сами по себе гиперболизация и деформация стимулируют переход количества в качество. Далее следует метаморфоза — основная, наиболее характерная для чудесного явления трансформация, глубинное изменение, не имеющее ничего общего ни с искажением, ни с совмещением, ни с мультиплицированием, ни с гипертрофированностью, то есть с деформациями, присущими «простому» чудесному существу с неизменным обликом. С точки зрения христианства чудесное является греховным, так как превращает человеческое существо, созданное «по образу и подобию Божьему», в его антипода, в животное. В отличие от Античности, в Средние века превращаются в основном в животных и редко — в растения. Превращение в растение уходит корнями в книжную культуру, в то время как чудесное в Средние века берет начало в преданиях, устной и, скажем так, «популярной» литературе, представляющей собой обширное поле для исследований. Классический пример чудесной метаморфозы — оборотень. На средневековом Западе существует целый ряд текстов об оборотнях.
Когнитивная функция чудесного в Средние века достаточно специфична. В сущности, мысли, высказываемые в дошекспировскую эпоху людьми, подобными Гервасию Тильберийскому — а таких, как он, было немало, — сводились к следующему: «Мир гораздо разнообразнее, чем наши знания о нем»; разумеется, эти люди осознавали, какую проблему подобная максима ставит перед христианством. У того же Гервасия Тильберийского есть высказыва-
ния на грани дозволенного; в частности, говоря о Книге Бытия, он дерзает утверждать, что эта Книга не может служить универсальным источником знаний. Но разве когнитивная функция не заставляет собственно чудесное отступать на второй план? Одной из характеристик чудесного является его непостоянство: оно подобно сну, исчезающему после пробуждения; познавательная функция либо развеивает чудесное как дым, либо, используя рационалистические объяснения, сводит к иной форме знания.
Чудесное «в чистом виде» существует в чужих, далеких землях, а также в потустороннем мире, где обитают тревожащие наше сознание фантазмы; для западного мира — если не принимать во внимание стоящий особняком мир кельтов — чудесное как таковое сосредоточено на Востоке. Восток — гигантский кладезь чудесного; Восток для средневекового человека Запада — это далекий горизонт, за которым раскинулся мир сновидений, волшебный мир; Восток — это чуждая земля, настоящая заграница; и рискнем сказать, роль эту - по крайней мере для греков и римлян -Восток исполнял всегда. Все приходит с Востока: хорошее и дурное, чудеса и ереси; в конце концов люди на Западе настолько хорошо усвоили эту истину, что, когда речь заходила о Востоке, переставали отличать реальность от небылиц. Когда Марко Поло, путая правду с вымыслом, рассказывает о своих приключениях на Востоке, он - какими бы невероятными ни казались его рассказы — говорит правду. Однако, как это ни парадоксально, люди на Западе, рассматривавшие восточный мир как подлинную кладовую и источник истинных чудес, услышав от кого-либо слова: «Я там был, я это видел», не верили очевидцу. Люди позднего Средневековья, видевшие в рассказе Марко Поло собрание сказок и вымыслов, назвали его «Книгой чудес» (Le Livre des merveilles) — в том смысле, что все, о чем в этой книге говорится, не более чем мираж; видимо, западный человек11 просто не мог поверить в реальное существование восточных земель и их чудес. Если бы я решил упростить свои соображения о чудесном на средневековом Западе до карикатурности, я бы сказал, что, в сущности, чудесного для христианства не существует, ибо у христианства, по крайней мере средневекового, аллергия на чудесное. Таково, на мой взгляд, основополагающее отношение христианства к чудесному, хотя, разумеется, даже в Средние века монолитное на первый взгляд христианское учение обладало некоторыми нюансами; святой Бернар, осуждая романское искусство, и в ча-