Средневековый роман и повесть

На христианина,
Отважнейшего паладина,
Кого еще никогда доселе
Враги никакие не одолели…
А нынче силы в нем иссякали…
Но мечи еще все высекали
Искры из шлемов и лат…
О господи! Брата погубит брат!
О господи, слыша и видя это,
Оставь в живых дитя Гамурета!
(Я обоих братьев имею в виду
И для обоих пощады жду,
Для язычника и для христианина,
Ибо плоть их и кровь их едина…)
Но о чем шла в этой битве речь?
О том, чтоб Любовь и Верность сберечь.
Не будь у Парцифаля
Кондвирамур и Грааля,
Давно бы грянул приговор,
И ни к чему б весь разговор…
Язычник же, воин необоримый,
Силен был Любовью неукротимой.
Итак, Любовь — это сила одна.
Но ему и другая была дана:
Эта сила — его каменья, —
Укреплявшая в нем уменье
Вести кровавый, тяжкий бой
И совладать с самим собой…
Но я судьбой крещеного обеспокоен:
Изнемог, истомился бесстрашный воин.
О, взбодрись же, достойнейший Парцифаль!
Но если ни Кондвирамур, ни Грааль
Не способны дух твой взбодрить отныне,
То подумай о Кардейсе[281] и о Лоэрангрине,[282]
О твоих двух мальчиках дорогих,
Кондвирамур под сердцем носила их,
Когда в поход тебя провожала…
Не хочешь ли ты, чтоб сиротства жало
Вонзилось в милых твоих детей?
Так выживи! Так не ослабей!..
…И, словно внемля чутким слухом
Сиим словам, воспрял он духом
И вспомнил о своей жене.
Он вспомнил и о той войне,
Когда у стен Пельрапера-града
Большая досталась ему награда
И побежден был король Кламид…
…Язычник кричал: «Табронит! Табронит!» —
В свою судьбу и победу веря.
Парцифаль же вспомнил о Пельрапере
И воскликнул в отчаянье: «Пельрапер!» —
И тут же, являя геройства пример,
Разбил в куски щит некрещеного,
Посыпались каменья с оного,
Я думаю, каждый кусочек щита
Стоил марок не меньше ста…
Сказать, что дальше было там?..
Меч Парцифаля пополам
О шлем язычника разбился…
Так господь бог распорядился
(И этим пощадил бойца):
Меч, отнятый у мертвеца,
Не должен приносить удачу!..
(О Красном Итере я плачу…)
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Язычник тут же встал с колен.
Он не спешил сдаваться в плен,
Он грозным выглядел, жестоким,
Но духом обладал высоким…
…Свойство боя таково,
Что не узнаешь: кто — кого?
(О наших думая героях,
Радею я о них обоих…)
Язычник, видимо, знаком
Был и с французским языком.
Владея им вполне свободно,
Он молвил: «Нет, неблагородно
Своим мечом рубить сплеча
Оставшегося без меча!..
Отважный муж, скажи мне — кто ты?
С тобой мне драться нет охоты.
Меч твой сломался, а не то б
Меня бы уложили в гроб,
Да и тебе пришлось бы туго…
Дадим же отдохнуть друг другу…»
Они присели на траву,
Подвластны кровному родству.
И молвил некрещеный,
Взаправду восхищенный:
«Поверь, что равного тебе
Отвагой, стойкостью в борьбе
Я не встречал в былых походах…
Да… Нам потребовался отдых…
Иначе битвы не начать…
Но, можешь мне не отвечать,
Я знать твое хотел бы имя:
Откуда ты, кого своими
Родителями ты зовешь?..»
«Меня превратно ты поймешь,
Коль поспешу с ответом:
Ведь ты усмотришь в этом
Мою готовность сдаться…
А я готов еще сражаться
Во имя Истинной Любви!..
Себя ты первым назови!..»
И мавр ответствовал герою:
«Пусть я стыдом себя покрою,
Но честно все тебе скажу:
Я — Фейрефиц… Мой род в Анжу
Берет свое начало…
Владыки не бывало
Богаче и сильней, чем я…
Куда ни глянь — моя земля…
В моем владенье — страны…»
Наш друг ответил: «Странно…
Не может быть, чтоб из Анжу…
К анжуйцам я принадлежу…
Анжуец по наследству,
Зовусь анжуйцем с детства!..
Узнай же: пред тобою — я,
Сын Гамурета-короля!
Имеешь ли понятье,
Кто он такой?..» — «Мы — братья,
Мы братья сводные с тобой!
Отец наш, занесен судьбой
В языческие страны,
Был мужем Белаканы,
Черной матери моей…»
«Забрало подними скорей!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я слышал, люди говорят,
Есть у меня пятнистый брат
В далеких странах где-то.
Посмотрим: ты ли это?»
И, восхищенья не тая,
Язычник рек: «Да. Это — я…»
Забрало поднял Фейрефиц:
И белолиц и чернолиц
Он был на самом деле.
Глаза его горели.
И, в нем узнав свои черты,
Рек Парцифаль: «Да. Это — ты…»
…Двухцветный, как сорока,
Растроганный глубоко,
С себя язычник панцирь снял —
Мир между братьями настал…
И те, что друг с другом сражались,

281

Кардейс — сын Парцифаля.

282

Лоэрангрин. — Этот сын Парцифаля стал героем ряда поэтических легенд. Много места уделено ему в поэме Альбрехта «Младший Титурель» (ок. 1270); ему посвящен роман «Рыцарь с лебедем» Конрада Вюрцбургского (вторая половина XIII в.) и поэма конца XIII в. «Лоэнгрин», где рассказывается, как юноша приходит на помощь Эльзе Брабантской и затем становится ее мужем.