Наблюдение за территориальным распределением монетных находок позволило Б.И. Вайнберг выделить две группы медных монет — Г12 и Г13 (Вайнберг, 1977, с. 63, 98), обращавшихся преимущественно в левобережном Хорезме, — видимо, как удельный чекан Кердера.
Денежное обращение раннесредневекового Хорезма, несмотря на обильный нумизматический материал и детально разработанную его систематизацию, остается, по существу, малоисследованным. В отличие от древнего периода в VII–VIII вв. наблюдается, как и в других областях Средней Азии, явная параллельность в чеканке меди и серебра, но иконографическое и типологическое следование медных монет серебряным составляет специфику Хорезма. На протяжении VII–VIII вв. наблюдается постепенное падение веса серебряных монет: от 5,4–5,8 г для монет Бравика (Фравика) и 4,3–4,8 г для монет Шрама, до 1,3–2,6 г для монет Азкацвара-Абдаллаха в последней четверти VIII в. (Вайнберг, 1977. табл. XIV).
К сожалению, пока не опубликованы данные о находках собственно арабских монет в Хорезме, но похоже, что резкое снижение веса серебряных хорезмийских монет во второй половине VIII в. непосредственно связано с окончательным подчинением Хорезма арабам и превращением хорезмийской серебряной монеты в монету «условно» серебряную, рассчитанную уже на обращение только на внутреннем рынке. В этой связи необходимо отметить и отсутствие медных эмиссий при Азкацваре-Абдаллахе, что, возможно, вызвано превращением его серебряных монет в денежные знаки с ограниченным ареалом обращения (а в сфере серебряного обращения появляются арабские полноценные дирхемы). В целом же «замкнутость экономической жизни» Хорезма, отмечаемая Б.И. Вайнберг, должна объясняться для раннесредневекового периода разрывом между стоимостью серебра в монете и ее курсом (Вайнберг, 1977, с. 100).
Заключение
Серьезные изменения, происходившие в экономике и культуре среднеазиатского общества в IV–VIII вв., как показывают опубликованные в томе материалы, позволяют считать этот период важным этапом в его развитии. Эти изменения затрагивали все сферы жизни общества, наиболее ярко отражаясь в истории городов и взаимодействии города и деревни, фокусирующем основные процессы своего времени.
Имеющиеся материалы, прежде всего археологические, дают все большее основание думать, что IV в. (шире IV — начало VI в.) являлся рубежом, отделявшим древний период развития городов Средней Азии от следующего, раннесредневекового. Этот последний характеризуется появлением новых черт в формировании городов, в фортификации, жилище и городской культуре, причем большинство исследователей полагают, что VII–VIII вв. даже являлись временем наивысшего расцвета городов, прежде всего согдийских.
Темпы и масштабы урбанизации в различных областях Средней Азии различались между собой, что объясняется неравномерностью действия основных градообразующих факторов: экономического, политического и экологического. Поскольку перечисленные факторы проявляются в таких специфических источниках познания, как археологические данные, чрезвычайно трудно свести их в единую систему и понять конкретный механизм их действия.
Политическая децентрализация, появление многих небольших самостоятельных владений, бурные внешнеполитические события и внутренние перегруппировки изменили налаженные в древности хозяйственные связи, ту веками слагавшуюся отраслевую специализацию хозяйства, без которой немыслимо поступательное экономическое развитие. Это не могло не создать кризисную ситуацию. В связи с этим неминуемо придется коснуться вопроса о преемственности при переходе к раннесредневековому обществу. Во Введении говорилось о том, что в 30-40-е годы нашего столетия преобладала точка зрения, преувеличивавшая масштабы упадка древних городов в IV–V вв. н. э. и сходство исторического пути Запада и Востока. Справедливости ради следует сказать, что выразительные материалы Хорезма давали к этому много оснований, а прочие в то время почти полностью отсутствовали. Теперь, с накоплением фактов, обнаружилось, что условия перехода от древности к раннему средневековью в различных областях Средней Азии сильно различались. Выяснилось, что «пространственная сетка» древних среднеазиатских городов не так сильно изменилась, как предполагалось ранее, и во владениях VI–VIII вв. н. э. продолжало существовать большинство крупных древних городов. Они сохранялись в силу ряда причин, среди которых не последнее место занимала караванная торговля — один из наиболее древних факторов урбанизации. В основе стабильности городских образований в определенных зонах лежат и экологические факторы. Важным стимулом стабильности расположенных на стыке с кочевой степью городов являлась торговля с кочевниками-скотоводами.