В конце парфянского периода в Мерве распространяется буддизм (Koshelenko, 1966). Здесь найдена ступа с сангарамой в юго-восточном углу городища Гяуркала, еще одна — за пределами городских стен, к востоку от города (Пугаченкова, Усманова, 1994; Pugachenkova, Usmanova, 1995; Ртвеладзе, 1974). Хотя найденные в Мерве памятники буддийского культа не могут быть датированы временем ранее IV в. н. э., тем не менее китайская буддийская традиция совершенно определенно свидетельствует о том, что уже во II в. н. э. буддизм занимал заметное место в жизни населения и что в состав общины входили представители различных его слоев (купцы, члены правящей династии) (Кошеленко, Гаибов, Бадер А., 1994). Можно полагать, что буддизм сохранял позиции до самого конца сасанидской эпохи.
В III в. н. э. в Мерве начинает распространяться христианство (Бадер А., Гаибов, Кошеленко, 1996; Bader А., Gaibov, Koshelenko, 1995). Очень скоро мервская церковь начинает играть важную роль. Именно из Мерва отправляются миссионеры далее на восток, вплоть до Китая. Мервский епископ приобретает ранг митрополита, участвует в Синодах несторианской (Восточной) церкви, иногда решительно вмешивается в сложные вопросы высшей церковной политики (Древний Мерв…, 1994, с. 76–80). Письменные источники свидетельствуют о существовании в оазисе ряда церквей, а на его окраине — монастырей (там же, с. 73–75). Из христианских памятников археологически зафиксирован только один — Хароба-Кошук, который определяют как церковь (Пугаченкова, 1954) (табл. 1, 3). Видимо, определение «Овального здания» на территории Гяуркалы как монастыря (Дресвянская, 1974) надо признать ошибочным (Бадер А., Гаибов, Кошеленко, 1996). Эта постройка вероятнее всего, должна быть определена как здание складского характера. В мервском некрополе значительная часть погребенных — христиане (Дресвянская, 1968; Усманова, 1993, с. 30–31). Предметы, связанные с христианским культом, неоднократно находились на Гяуркале. Важнейшим свидетельством совершенно особого места, которое занимало христианство в Мерве, является чеканка монет на местном монетном дворе со знаком креста на оборотной стороне (Loginov, Nikitin, 1993с, p. 271–272). О большой роли христианского клира в жизни Мерва свидетельствуют и сообщения о погребении последнего сасанидского царя в специальном сооружении в саду митрополита (Колесников, 1982, с. 139–141). В период арабского завоевания мервским митрополитом был Илья — один из самых крупных деятелей всей церкви Востока, который получил почетное прозвище «апостол тюрок» (Древний Мерв…, 1994, с. 95–96).
Во второй половине III в. н. э. Мерв стал одним из важнейших центров возникшей тогда новой религии — манихейства (Древний Мерв…, 1994, с. 46 и сл.). После казни основателя этой религиозной системы Мани и начала массовых гонений на ее приверженцев масса манихеев и руководители церкви устремились на восток. Некоторое время Мерв, как показывают письменные источники, был резиденцией преемника Мани по руководству церковью манихеев (там же, с. 55 и сл.). Однако о роли этой религиозной организации говорят только письменные источники, археологически она никак до сего времени не зафиксирована.
В подгорной полосе, видимо, религиозная ситуация была более простой. Во всяком случае, наличие двух зороастрийских святилищ и отсутствие каких-либо данных об иных культах заставляют предполагать, что этот район на протяжении всего рассматриваемого периода оставался главным образом зороастрийским. Материалов относительно религиозной ситуации в Серахском оазисе в настоящее время не имеется.
В сущности, до сего времени изучен (хотя и недостаточно) только один некрополь на территории оазиса, расположенный недалеко от Мерва (Ершов, 1959; Кошеленко, Десятников, 1966; Обельченко, 1972; Сусенкова, 1972; Дресвянская, 1989). Некрополь в данном месте возник еще в парфянский период. В это время существовало несколько небольших зданий (игравших роль склепов), в которые помещали умерших в могилы, обложенные сырцовыми или жжеными кирпичами. Несколько позднее умерших стали укладывать прямо на пол без устройства специальных могил. Эта практика существовала и в начале сасанидского времени (возможно, вплоть до IV в. включительно). Начиная, видимо, с V в. совершается переход к оссуарному обряду погребения. В специально изготовленные из обожженной глины оссуарии укладывались предварительно очищенные кости (табл. 1а, 21–22). Кроме оссуариев, для этой цели использовались также и обычные типы сосудов, как правило амфоровидные или одноручные кувшины больших размеров (табл. 1а, 23). Иногда приспосабливали большие кобуры, закрытые с двух сторон мисками. Эти сосуды-оссуарии либо устанавливались в сохранившихся помещениях, либо закапывались в землю. В оссуариях в небольшом количестве имелся сопроводительный материал: бусы (сердолик и халцедон), бронзовые колокольчики, монеты, резные камни. Наконец, в самом конце рассматриваемого периода вновь стали совершаться погребения по обряду ингумации в тех холмиках, в которые превратились руины сооружений. Никаких закономерностей в положении умерших не наблюдалось. Они, как правило, лежали на спине, руки иногда перекрещены на груди.