Привлекают внимание и другие аналогии, позволяющие думать о каких-то формах взаимодействия населения. Так, в курганном комплексе Чаштепе, расположенном на северо-западных окраинах Хорезма, встречаются сосуды, обнаруживающие близкое сходство по характерным технологическим особенностям, например по окраске темным ангобом по светлому[2], с сосудами из верхнего слоя городищ Топраккала и Куняуаз и сельских поселений Якке-Парсанского оазиса IV в. н. э. Возможно, курганные группы Чаштепе окажутся разновременными, но часть из них, несомненно, относится к IV–V вв., и именно в них и найдены упомянутые сосуды.
Есть и другие свидетельства внешних влияний на хорезмийское гончарство IV–V вв. Аналогии очень выразительному прочерченному орнаменту, украшавшему в основном толстостенные сосуды, ведут в степное окружение страны (Неразик, 1959, с. 231, 232). Поэтому можно думать, что сложение керамического комплекса рассматриваемого времени происходило в известной степени и под воздействием культуры соседних кочевых и полукочевых племен, тесно сосуществовавших с оазисами Хорезма.
С раскопками Топраккалы появились и первые сведения о вооружении, предметах быта и украшениях описываемой эпохи. В жилом квартале найдены костяные накладки от сложносоставного лука и крупный трехлопастной наконечник стрелы (табл. 2, 46, 49, 50). Среди металлических предметов содержатся ножи с прямой спинкой и горбатые, виноградарские, округлые бесщитковые пряжки и маленькие, видимо обувные, с овальной рамкой и подвижным язычком (табл. 2, 31–34, 47, 48). Имеется и редкая для этих мест костяная пряжка с треугольным щитком (табл. 2, 30). Упомянем также бронзовые ложечки (табл. 2, 44, 45), весьма обычные в кочевой степной среде. Есть подобные бронзовые ложечки из кости (табл. 2, 42, 43) (Трудновская, 1981, с. 108–109).
Украшения представлены большим числом бусин, но многие из них происходят из «храма с рогами» и могут относиться к более раннему времени. Это бусы из пирита и стеклянные различной формы. Для IV–VI вв. более характерны крупные каменные бусины из халцедона и сердолика (есть с содовым орнаментом) сфероидальной и боченковидной формы (табл. 2, 23–28). Есть подвески из коралла и других материалов (табл. 2, 38). Из числа стеклянных бусин отметим четырехгранную призматическую и 14-гранную с оранжевыми глазками. Среди многочисленных стеклянных вставок имеются с подкладкой из золотой фольги, типичные для эпохи «великого переселения народов». Кроме того, встречаются бронзовые серьги калачиком, в виде кольца с заходящими концами, а также серьга «аланского типа» из рифленой проволоки.
Браслеты круглопроволочные, с утолщенными концами, украшенные выгравированными личинами, относятся также к поре «великого переселения народов».
По-прежнему изготовлялись костяные булавки (или стили?) со сложным резным навершием в виде короны, которые находят обычно в слоях широкого круга памятников древнего Востока.
Изображения на многих из перечисленных предметов, орнамент на керамике, а главное — раскопки храмов вводят нас в сложный мир верований населения Хорезма IV–VI вв., его воззрений, распространенных в стране культов. Находки оссуариев, храмы и святилища огня обычно рассматриваются в качестве убедительных свидетельств существования зороастрийских верований. О форме оссуариев того времени можно судит по находкам в некрополе Миздахкана. Это глиняные и алебастровые, реже каменные ящики на четырех низких ножках или без них, с гранями, украшенными налепными полосками с поперечными вдавлениями. Верх часто оформлен ступенчатыми выступами, а иногда фигурками птиц, блоковидными ручками. Некоторые оссуарии, видимо, воспроизводят форму реально существовавших построек с шатровым перекрытием (Рапопорт, 1971, с. 99). Боковые плоскости одного из миздахканских оссуариев украшены изображениями растения с крупным плодом и идущих львов (табл. 10, 2). В.Н. Ягодин видит в этом идеологическое воздействие Ирана (Ягодин, Ходжайов, 1970, с. 132). Захоранивались очищенные кости и в сосудах, специально изготавливавшихся для этой цели или использовавшихся ранее в быту (Ягодин, Ходжайов, 1970, с. 61–62 и сл.). Однако у нас еще пока недостаточно оснований, чтобы судить, насколько в рассматриваемый переходный период сохранился тот пантеон, который столь красочно запечатлен в росписи и скульптуре грандиозного дворца Топраккалы, а также те культы, которые были распространены в Хорезме в предшествовавшую эпоху. В этой связи показательно, что на данный период приходится замена антропоморфных оссуариев ящичными, форма которых в это время еще только начинает вырабатываться (Рапопорт, 1971, с. 97). Еще более показательно полное исчезновение на протяжении данного времени антропоморфных терракотовых фигурок — изображений божеств, столь распространенных в античный период. И в этом отношении исследование городища Топраккала очень важно наряду с другими его аспектами еще и потому, что позволяет проследить, как вместе с упадком дворцов и превращением Топраккалы в заурядный небольшой городок проступали народные верования и обряды, скрытые в имперский период государственными культами и ритуалами. В этой связи чрезвычайно симптоматично распространение зооморфных сосудов (табл. 2, 37), глиняных и алебастровых идольчиков (табл. 2, 39–41). Они могли быть изображениями покровителей домашнего очага, дома, личными оберегами, могли служить важными атрибутами культа предков, а также производственных и погребальных культов (Брыкина, 1982а, с. 96–113).
2
Вряд ли до более тщательного и полного изучения посуды из Чаштепе ее можно уверенно связывать с влиянием каунчнинской культуры и даже с проникновением ее носителей в Хорезм (