Сообразуясь с предписаниями Авесты не осквернять четыре священные стихии — воздух, землю, огонь и воду, хорезмийские зороастрийцы складывали очищенные кости умерших в оссуарии — костехранилища. В VII–VIII вв. они представляли собой алебастровые, глиняные или каменные четырехугольные ящики на четырех ножках или без них, с четырехскатной крышкой, часто увенчанной фигурной ручкой-налепом. В отличие от наиболее распространенных алебастровых оссуариев, форма которых была стабильной (табл. 9, 18; 10, 3, 5), среди глиняных (табл. 9, 16, 17; 10, 1, 2, 4) выделяется несколько вариантов (Рапопорт, 1962; Ягодин, Ходжайов, 1970, с. 79). Для погребений использовались и крупные сосуды, зарывавшиеся в землю, причем есть предположение, что именно таким способом в Кердере в отличие от Хорезма хоронили местных жителей (Бижанов, Мамбетуллаев, 1973, с. 59). Подобную гипотезу, однако, нельзя считать доказанной прежде всего потому, что и в некрополе Миздахкана встречаются захоронения в сосудах, а этот город находился на территории собственно Хорезма. Скорее всего, способ захоронения можно объяснить в значительной степени различием социального и имущественного положения покойников, а не их этнической принадлежностью.
Оссуарии ставили в наусы — наземные или, чаще, полуподземные однокамерные постройки размерами 4×5 м, 4×4 м, внутри которых имелись суфы и ниши в стенах (Гудкова, 1968, с. 214–215). Эти родовые усыпальницы использовались длительное время: в них иногда обнаруживалось до 100 оссуариев. Последние, однако, не всегда помещались внутри построек. Так, возле кердерского поселения Куюккала существовал большой некрополь, где оссуарии ставили в ямы небольшими группами. Известны, кроме того, оссуарные кладбища в горах: Султануиздаг (Манылов, 1972, с. 9–10), Кубатау (Рапопорт, 1971, с. 108–109). Строились погребальные сооружения и в сельской местности. Например, в Беркуткалинском оазисе к за́мку 36 пристроено купольное помещение — «кат», куда клали тело умершего до того, как его вывозили на дахму для очищения костей (Толстов, 1948, с. 245–249). В качестве науса могли использовать упомянутое купольное здание 50, стоявшее по соседству (табл. 9, 9, 10). Однако в свете новейших концепций о религиозных представлениях хорезмийцев кажется вероятным и несколько иное истолкование его назначения, чем просто наус — костехранилище. Ю.А. Рапопорт показал, что погребальный обряд был тесно связан с культом предков, особенно убедительно обосновав свои выводы на материале предшествовавшего античного периода — эпохи существования статуарных оссуариев, воспроизводивших фигуры обожествленных предков, сливавшихся в представлениях живых с образами хтонических божеств — Сиявуша и Анахиты (Рапопорт, 1971, с. 81–83). В зданиях такого типа или перед ними могли совершаться ритуальные церемонии, о которых имеются сведения в письменных источниках и которые, возможно, воспроизведены на токкалинских и гяуркалинских оссуариях в сценах оплакивания покойного (табл. 9, 19–21; 10, 5, 7). Кстати, в обоих случаях оплакивание происходит на фоне какого-то здания с широкой дверью (на токкалинском оссуарии). Портал с дверью в глиптике и нумизматике Переднего Востока являлся, как полагают, символом храма божества (Goldman, 1965, p. 307–309), причем со временем дверь стали передавать схематично, прямоугольником, подобно тому как она показана на токкалинском оссуарии[4]. При этом если роспись на последнем передает реальную сцену оплакивания усопшего, то на оссуарии из Гяуркалы воспроизведены, по мнению исследователей, последовательные ритуальные действа, тесно связанные с праздником поминовения умерших, сливавшимся с культом умирающей и воскресающей природы (Ягодин, 1970, с. 140–142; Толстов, 1948, с. 203; Рапопорт, 1971, с. 115–117), упоминание о котором имеется в труде Бируни (Бируни, 1957, с. 255).
Росписи на оссуариях сделаны клеевыми красками по алебастру с использованием красного, черного, голубого и других цветов. Они просты и, видимо, близки жанровой, бытовой живописи (Пугаченкова, Ремпель, 1982, с. 116). Помимо общего для оссуариев из обоих некрополей сюжета — сцены оплакивания, в них много сходных орнаментальных мотивов, а рисунки насыщены символикой.
Следовательно, расписные и другие изображения на оссуариях — ручки в виде животных и птиц — имеют определенное значение для познания не только искусства раннесредневекового Хорезма, пока еще очень мало известного, но также и верований населения. Они тем более важны, поскольку памятники монументального искусства этого периода истории Хорезма пока еще не выявлены и предметы прикладного искусства являются потому первостепенным источником для исследования указанных сторон жизни хорезмийского населения в VII–VIII вв. н. э.
4
Впрочем, возможно толкование данной композиции и под другим углом зрения — отображения концепции «мирового дерева» и бинарной системы символической классификации (