– Но… – Хаями озадаченно почесал затылок. – Я все равно не понял. Какой смысл убивать тебя, если ты не член Совета?
– Прямой практической пользы в этом нет, – кивнул Бьякуя. – Думаю, они полагают, что без меня смогут переубедить кого-то из членов семьи Кучики, или хотя бы из союзных кланов. Им нужно совсем немного для перевеса голосов. Наверное, они считают, что кое-кто из членов Совета просто боится меня. И мое отсутствие благоприятно скажется на их мнении. Что ж, с первого взгляда кажется, что у них есть основания так полагать. Потому что мое мнение по этому принципиальному вопросу твердое, и оно не изменится. И я действительно не позволю кому-то из моей семьи считать иначе.
Рукия даже поежилась, услышав стальные нотки в голосе брата. Вспомнила, что тоже является частью этой семьи, но сейчас даже не решилась спросить, по какому именно вопросу и какого мнения она должна придерживаться. За нее это сделал Хаями.
– Так из-за чего весь сыр-бор? Ты так и не сказал, чего они добиваются.
Бьякуя обвел всех четверых своих собеседников внимательным взглядом, остановил его на лейтенанте.
– Что ж, я должен сказать. Только, Ренджи, не хватайся за оружие. Они мечтают выгнать всех руконгайцев из Сейрейтея.
В очередной раз за столом воцарилась потрясенная тишина. Слишком много Кучики обрушил на их головы за один раз. Ренджи первым проявил более развернутую реакцию.
– Э? – Он подался назад, как будто действительно хотел схватиться за меч, но тот был сложен в стороне, рядом с оружием остальных, так что обошлось. – Да какого черта?!
– Что мы им сделали? – Подхватил его возмущение Сайто.
Бьякуя опустил глаза.
– Ну, на самом деле, – осторожно начал Хаями после раздумья, – мне даже странно, что ты не с ними, ну с этими… Нет, я имел в виду, – тут же торопливо пояснил он, – что ты ведь воспитывался в семье аристократов. С детства только с ними и общался. Кому, как не тебе, думать, что мы тут лишние.
– И с какой бы стати я тогда женился на простолюдинке? – Бьякуя бросил на Наото короткий насмешливый взгляд. – Не настолько я был безумен. Если бы все было так, как ты сказал, мне даже в голову бы не пришло посмотреть на девушку из Руконгая. И я не взял бы руконгайца в лейтенанты, верно? Нет, в нашей семье издавна поддерживали ту идею, которую воплотил Ямамото в своей Академии. Меня с детства приучали смотреть не на происхождение, а на качества человека. Меня приучали к мысли, что я должен служить примером для всех, и в особенности для руконгайцев. Так что я был готов ежедневно сталкиваться с простолюдинами, но никогда не считал их людьми второго сорта. Дело лишь в воспитании, говорили мне. И если ты воспитан в хорошей семье, ты должен показать, как нужно себя вести, тем, кто был лишен такой возможности.
– А с чего бы это мы тут понадобились? – Хмуро буркнул Абарай. Все-таки обиделся.
– Мне рассказывали, что Академия синигами была необходима, – принялся объяснять Бьякуя. – Во все времена среди людей появлялись индивиды, обладающие духовной силой сродни нашей. Когда душ в целом стало много, стало много и тех, кто имел силу. Сила всегда будет требовать выхода. В Руконгае царили беспорядки, не чета нынешним. Готэй был намного меньше, чем теперь, бойцов едва хватало на работу с душами и оборону границ города. С этим нужно было что-то делать. Тогда-то и возникла идея обучать всех потенциальных бунтовщиков и делать из них бойцов Готэй. Тем самым мы решали сразу две проблемы: усилили тринадцать отрядов и заметно снизили уровень преступности в Руконгае. Теперь можно было не бояться вырождения благородных кланов: синигами все равно остались бы, как вид.
– Тогда почему кто-то был против этого? – Недоумевал Хаями.
– Надо объяснять? – Бьякуя оглянулся на него удивленно.
– Надо, – твердо согласился с приятелем Сайто.
– Но это так очевидно. Конкуренция. Прежде все было понятно: мы боги, а они люди. И нас просто немыслимо сравнивать. Можно было пропускать тренировки, не следить за своим поведением, можно было вовсе не уметь владеть занпакто, но ты все равно оставался синигами. И вдруг появляются люди, которые столь же сильны. Это налагает большую ответственность на благородных. Теперь, чтобы не уронить авторитет своей семьи, мы должны стараться быть сильнее руконгайцев, вести себя правильно, постоянно следить за собой. Неудивительно, что многим это не нравится. Но, разумеется, никто из сторонников этих идей никогда не станет обосновывать свою позицию подобным образом.
– А как тогда? – С жадностью спросил Сайто.
– Существует множество философских обоснований. Самая простая – что человеку не полагается заниматься тем, что предназначено для бога. Другая ссылается на равновесие, мол, превращая человеческие души в синигами, мы тем самым выводим их из круговорота душ и нарушаем нами же охраняемое равновесие. И много других, еще более бредовых. Например, что руконгаец, будь он хоть трижды талантлив, никогда не сможет достичь уровня, которого способен достичь синигами, просто в силу своей природы.
– А это так? – Встревожился Хаями. Бьякуя снова глянул на него насмешливо.
– На себя посмотрите. Разумеется, это полная ерунда. Есть множество синигами, неспособных достичь банкая. И немалое количество руконгайцев, способных его достичь. Никакой разницы нет.
Некоторое время слушатели смотрели на оратора задумчиво. Им всем как-то вдруг вспомнилось, что они здесь чужие, пришлые. Возникло вновь то чувство неловкости, неудобства, которое неизбежно испытывал каждый из них, впервые оказавшись в Сейрейтее, в незнакомой и почти враждебной обстановке. Потом, освоившись, познакомившись с людьми, заведя друзей, все они забыли об этом. Вспоминать было неприятно.
– Но мне кажется, – с сомнением проговорил Сайто, – выгнать руконгайцев из Сейрейтея – не такая уж простая задача.
– Разумеется, – согласился Бьякуя. – Вы знаете, сколько вас здесь? И я тоже не знаю. Никто не пересчитывал руконгайцев, но я не удивлюсь, если окажется, что их уже больше, чем местных. Каждый год их немало приходит поступать в Академию. В Готэй попадают немногие, у аристократов и в самом деле есть некоторое преимущество: обучение с детства, семейные традиции. Но и те, кто не попал в Готэй, и те, кто даже не смог закончить Академию, имеют право остаться здесь, и очень немногие решаются вернуться в Руконгай. Они становятся ремесленниками и торговцами, поступают на службу в дома аристократов, и их труд всегда востребован. Кстати, многие стремятся сюда вовсе не для того, чтобы стать синигами, а просто чтобы жить жизнью, похожей на ту, что идет в Мире живых, заниматься делом и не испытывать голода, а ведь он неизбежен для душ, обладающих силой. И хотя путь в город лежит для них через Академию синигами, их это не останавливает. Словом, руконгайцев здесь сейчас невероятно много, и они уже прочно связаны с жизнедеятельностью города. Если их выгнать, все разладится. Да они и не захотят уходить добровольно. Надеюсь, вы понимаете, что любой ремесленник-руконгаец является воином, ведь он обучался в Академии. В то время как не каждый аристократ взял на себя труд научиться владению мечом. Попытка изгнания руконгайцев обернется гражданской войной.
– Но неужели они этого не понимают?! – Воскликнул Хаями.
– Понимают, – спокойно подтвердил Бьякуя. – Но либо недооценивают опасность, либо этого и добиваются. Искренне надеются, что синигами сильнее людей. Устроить бойню, залить улицы города кровью, чтобы остатки разбитой армии, которые они вышвырнут за ворота, рассказали всему Руконгаю о том, как страшны синигами, и чтобы те не посмели больше сунуться в город.
– И что? – Хаями стиснул кулаки и подался вперед. – Что ты хочешь сказать? Что если они смогут тебя убить… все так и случится?
– Нет, – просто сказал Кучики.
И снова опешили его собеседники. Бьякуя совершенно их запутал.
– Почему – нет? А зачем тогда это все? – Захлопал глазами Наото.
– Потому что, как вы верно заметили, я не член Совета, – снисходительно пояснил Бьякуя. – Моя смерть ничего не изменит в расстановке сил. Клан Кучики уже много поколений поддерживает идею обучения руконгайцев. И я сильно сомневаюсь, что в мое отсутствие что-то вдруг переменится. Но Ханада очень на это надеется. Он понимает, что пока я жив, ему не удастся вести свою пропаганду среди тех членов Совета, которые поддерживают наш клан. Ему нравится думать, что без меня ему станет проще переубедить сомневающихся. Разумеется, я кажусь ему последним досадным препятствием на пути к окончательной победе.