Эдмунд Низюрский
Средство от Алкивиада
[Повесть]
М.: Издательство «Детская литература», 1967
Перевел с польского М. Брухнов
Эта книга познакомит вас с восьмиклассниками одной из варшавских школ и старым учителем истории паном Мисяком, по прозвищу «Алкивиад». Надо сказать, что ребята эти отнюдь не отличались прилежанием и главной их мечтой было приобретение средства, которое помогло бы им благополучно и без особых усилий переходить из класса в класс.
Но приобретенное с большим трудом средство сыграло в жизни ребят совсем неожиданную роль. Незаметно для себя ребята полюбили и Алкивиада и историю, которую он преподавал, и стали настоящими патриотами этой увлекательной науки.
ГЛАВА I
После окончания школы я произвел смотр своим шпаргалкам. Тетради, испещренные красными чернилами, при помощи которых терпеливые педагоги пытались выровнять мои окольные стежки к знаниям, я стыдливо отправил в макулатуру…
Учебники решено было продать в книжный магазин. Правда, за них я получу немного. Дело в том, что бок о бок с текстом, утвержденным для школ Министерством просвещения, на полях соседствовало и мое веселое творчество, которое по сей день так и не нашло у педагогов должной оценки.
В равной степени не получили признания и шевелюры, которые я пририсовал почтенным особам на картинках в учебнике, а также одеяния, в которые я счел нужным их нарядить.
В ходе раскопок я добрался в конце концов и до своего подлинно литературного творчества и несколько задумался. Нет, с этим наследством я, пожалуй, не мог бы расстаться с легкой душой.
Правда, без особого колебания предал я огню повесть, под названием «Новый Зорро», которую писал в десятом классе. Та же судьба постигла и лирические стихотворения, созданные в десятом классе под влиянием нашего знаменитого школьного поэта Вонтлуша. Но когда дело дошло до «Хроники», рука моя дрогнула.
Да, это несомненно мое единственное литературное наследие, которое следовало бы сохранить для потомства.
На самом дне ящика я наткнулся на зеленую тетрадку в твердом переплете с надписью: «Касса». В тетрадку эту заносились все счета нашей компании.
Я принялся просматривать отдельные рубрики. Банальные записи, вроде «транспортные расходы», «билеты в кино», «мел», «мяч», «ласты» или «камеры» и так далее.
Однако особое внимание привлекала статья расходов, занесенная в тетрадь под рубрикой «СОТА»… 47 злотых 10 грошей.
Раздумья мои приняли меланхолический оттенок. Я, конечно, прекрасно знал, что скрывалось под загадочным «СОТА». До смерти не забыть мне связанных с ним удивительнейших событий… Дело это сразу приняло драматический оборот. Достаточно сказать, что началось оно в кабинете директора или, проще говоря, Дира.
Я помню, как наша четверка стояла у стены: Засемпа, Слабинский, по прозвищу «Слабый» (он был главным силачом в нашем классе), Юзя Пендзелькевич, прозванный Пендзелем (младший брат знаменитого мотоциклиста Тадеуша Пендзелькевича из одиннадцатого), и я…
Так и предстали мы с вытянутыми физиономиями перед лицом наших грозных педагогов.
На нас взирали и Дир, и наш классный руководитель пан Жвачек, и математик пан Эйдзятович, по кличке «Дядя», и пани Калино, и все остальные преподаватели. А кроме них, с пьедестала на нас с упреком глядел облупленный Катон и с портретов, украшающих стены кабинета, — четыре знаменитых выпускника нашей школы.
— Ряд поколений с отвращением взирает на вас, — гремел голос Дира. — К величайшим загадкам нашего столетия следует отнести и то, что вы вообще оказались в восьмом классе!
…По всему было видно, что беседа затянется и, что еще хуже, будет носить глубоко принципиальный характер.
Стоял ясный сентябрьский полдень. Над головой Катона жужжали ленивые сонные мухи, и одна из них бесцеремонно ползала по его лбу. Мы же стремились сохранить каменное спокойствие и по возможности не слушать директора, справедливо опасаясь, что это может повредить нашей деликатной нервной системе.
Краем глаза я поглядывал в окно. За окном прогуливался тощий конь, прозванный Цицероном. Его владелец, извозчик пан Шия, живший по соседству со школой, пользовался любым предлогом, чтобы выпустить этого одра для подкормки на зеленую травку нашей площадки… А мы, глядя в окно, думали о счастливой доле этого коня.
В кабинет влетела оса и на какое-то мгновение вырвала нас из состояния полной отрешенности. Под аккомпанемент ее гневного жужжания до нас донеслись слова Дира: