— Шекспир.
— Так ты водишься с Шекспиром? Значит, то, что говорил Кицкий, правда…
— Нас сблизило искусство. Но не будем уклоняться от темы. Ищи рифму.
— К «жалобный»?
— Да, к «жалобный».
— «Стало быть»! — крикнул я.
— Это можно, — сказал Вонтлуш Первый. — Ты, Чамча, тоже должен стать поэтом.
— Мне не хотелось бы конкурировать с тобой, — сказал я.
— Тогда, может, ты найдешь рифму к «крылья».
— О, таких рифм сколько угодно, — ответил я.
— Сколько угодно? — удивился Вонтлуш. — И ты мог бы мне их сказать?
— Конечно. Я мог бы тебе помогать постоянно… Ну, хотя бы в течение недели.
— Просто так?
— Такой святой вещью, как вдохновение, не торгуют, — ответил я.
— Это было бы здорово, Чамча. Я буду тебе благодарен по гроб жизни.
— Ты всерьез? — спросил я.
— Слово спорте… — он прикусил язык, — слово поэта хотел я сказать. До самой смерти.
— Достаточно будет, если до завтрашнего дня.
— Каким образом? — растерялся Вонтлуш.
— Потому что я хотел бы, чтобы ты нам завтра открыл средство.
— Какое средство? — заволновался Вонтлуш.
Я наклонился к его уху и шепотом объяснил, в чем дело. На лице у Вонтлуша отразилось изумление.
— Ну, так как? — спросил я.
— Сначала… сначала скажи мне рифму на «крылья».
— «Гнилью, пылью»! — одним духом выпалил я. Все, не исключая Засемпы, посмотрели на меня с изумлением.
— Подходит? — спросил я у Вонтлуша, склоненного над листком.
— Нет… — вздохнул он. — Это противные прозаические слова. А мне необходимо что-нибудь стремительное, легкое.
— «Бессилья»! — брякнул я не раздумывая. Вонтлуш с восхищением взглянул на меня.
— У тебя необыкновенные способности, — сказал он и тут же записал это слово на своем листке. — Сейчас вам прочитаю все стихотворение, — предложил он.
— Погоди-ка, братец, а что же будет со средством? — в тревоге спросил я. — Ты же хотел быть благодарным.
— На это у меня времени хватит. Я же обещал тебе благодарность до самой смерти.
— Как хочешь, братец, — сказал я, — а то мы можем и сократить тебе срок.
— Пусть читает, — сказал Засемпа и подмигнул мне.
Вонтлуш откашлялся и с вдохновением начал читать:
Вонтлуш спрятал свои листки.
— Как вам понравилось? — спросил он,
— Очень неплохо, — отозвался Засемпа, — только почему «несвежий»?
— Что несвежее? — спросил Вонтлуш.
— Ты написал «раздался крик птицы Венцковской несвежий». Разве крик может быть несвежим?
Вонтлуш с жалостью поглядел на Засемпу:
— Ничего ты, братец, не понимаешь в поэзии. Сейчас я тебе все это объясню: крик потому несвежий, что они уже долго кричат. И к тому же сейчас осень и вообще… поэтому все не может быть свежим. На это возразить нам было нечего.
— Ладно, Вонтлуш, — начал я, — а теперь давай поговорим о средстве.
— О каком средстве? — Вонтлуш захлопал глазами, явно придуриваясь.
— Не отвиливай, — оборвал его я, — речь идет о средстве от гогов.
— Этого я не могу сделать, — сказал Вонтлуш.
— Но ты ведь обещал!
— Я обещал тебе быть благодарным, Чамча, но я не обещал, что открою секрет средства. Вы меня подбиваете на недостойный и даже отвратительный поступок.
Мы с Засемпой переглянулись. Было ясно, что добыть способ по дешевке не выйдет. Фокус не удался. Пришлось обратиться к другим аргументам.
— Поговорим серьезно, Вонтлуш, — проговорил Засемпа, медленно растягивая слова и лениво похлопывая себя по карманам. — Ты забыл, что имеешь дело с реалистами. А в качестве реалистов мы можем предложить тебе весьма реальную и даже звонкую помощь.
— Звонкую? — В голосе Вонтлуша прозвучала нотка живейшего интереса.
— Да, звонкую, — небрежно повторил Засемпа, — другими словами: за дружескую услугу мы готовы выложить определенную сумму на развитие твоего поэтического таланта, поскольку мы знаем, что удовлетворение насущных потребностей поэта дело накладное.
— Очень разорительное, — согласился Вонтлуш Первый.
— Вот мы и готовы оказать тебе финансовую поддержку.
— Наличными? — поспешно спросил Вонтлуш.
— Естественно, наличными. — Засемпа достал из кармана кошелек.