— Коллеги, как обстоят дела с представлением? Все ждут.
Алкивиад вытер платком лысину:
— Минуточку терпения, мы как раз готовимся…
— До нас донеслись какие-то крики. В зале царит беспокойство. Что-нибудь случилось?
— Ничего… ничего не случилось, это просто репетиция, — сказал Алкивиад. — Пока пускай попоет хор.
— Хор должен был выступить после.
— Пускай поет теперь, — с мукой в голосе произнес Алкивиад.
— А что им петь?
— Самое громкое из всего, что у них есть.
— Может быть «Хело» из репертуара «Шленска»?
— Пусть будет «Хело».
И пока по залу разносилось пение, мы продолжали отчаянные поиски актеров. В какой-то момент мы заметили, что Шекспир подает нам тайные знаки. Мы тихо подкрались. Шекспир указал на умывалку в другом конце коридора, откуда доносился плеск воды.
— Они наверняка там, — прошептал он.
Мы заглянули в замочную скважину. И действительно, увидели два намыленных черных тела.
— Моются? — растерянно переглянулись мы.
— Кто это? Ты узнаешь их? — спросил Вонтлуш у Шекспира.
— Я не могу их хорошенько разглядеть. Один как будто смахивает на Кицкого, а второй на маленького Бабася.
Вонтлуш ворвался в умывалку:
— Вы что это вытворяете?! Зачем смываете грим? Увидев нас, негр, похожий на Бабася, бросился в окно, а тот, второй… пожалуй, Кицкий… прижал пальцем кран и пустил струю нам прямо в глаза, а потом, воспользовавшись нашим замешательством, выскочил в коридор.
— Кицусь, стой! — кричал ему вслед Шекспир. — Что ты вытворяешь?!
— Они, наверно, посходили с ума, — заметил я.
— С ними действительно происходит что-то странное, — пробормотал Засемпа.
— Ничего не поделаешь. Придется нам их как-то переловить, — сказал Шекспир. — Бабась хотел выпрыгнуть в окно. Посмотрите, что с ним. Ведь он так может расшибиться насмерть.
Мы подбежали к окну. Бабась успел по карнизу добраться до соседнего балкона. Когда мы его увидели, он как раз карабкался по перилам балкона.
Мы выбежали в коридор и притаились за дверями соседнего зала… Не прошло и минуты, как дверь приоткрылась, и в щель осторожно выглянуло черное лицо Бабася. Нас он не заметил и выбежал в коридор, застланный длинной ковровой дорожкой. Тогда Засемпа молниеносно дернул за дорожку. Бабась упал. Не успел он вскочить, как на него набросился Вонтлуш. Подбежали и мы. Вдруг Вонтлуш смущенно отпрянул.
— Господи! — выдавил он из себя. — Это не Бабась!
Действительно, вблизи можно было явно убедиться, что захваченная нами личность не имела ничего общего с Бабасем.
— Точно, это не наш человек, — удивленно констатировал Шекспир, внимательно оглядев пленного.
— Это, наверное, туземец! — сказал я.
— Ах ты балда! Что это значит? — крикнул Вонтлуш.
Парнишка молчал. На черном лице блестели два глаза, испуганно уставившиеся на нас. Со страху он не мог произнести ни слова. Его черная, как вакса, кожа блестела от пота.
В этот момент к нам подошли Алкивиад и воспитатель из Дома.
— Пан учитель. Вопрос частично разрешен. Это не наш человек. Это, наверное, туземец, то есть… я хотел сказать, этот парень отсюда.
Алкивиад вздохнул с облегчением, но, как показали события, явно преждевременно.
— Дорогой коллега, — обратился он к воспитателю Дома. Этот черномазый не является моим учеником. Не будете ли вы любезны установить личность этого индивидуума.
Воспитатель внимательнее пригляделся к парнишке и остолбенел:
— Каргулевич? Да как же это ты…
— Это не я… — пробормотал парнишка.
— Не отпирайся! — сказал воспитатель Дома. — Я тебя узнаю.
— Я не говорю, что я — это не я, — промямлил парень, — я только говорю, что это не я себя вымазал…
— А кто же?
— Ребята из Линде.
Алкивиад пошатнулся.
— Не болтай глупостей! — сказал воспитатель.
— Честное слово. Мы только поглядывали, как дни гер… гре… герметизируются…
— Гримируются.
— Ну да, гримируются.
— Вы что, были вместе с ними в умывалке?
— Нет, мы были с другой стороны…
— То есть как это с другой стороны?
— По ту сторону дырки для ключа.
— Ага, значит, вы подглядывали за ними?
— Ну да… нам было интересно, как они герметизируются.
— Гримируются.
— Да, гримируются. И тогда они открыли дверь. Мы хотели удрать, но они говорят: «Идите, идите, не бойтесь, поглядите вблизи». А когда мы подошли, то они схватили нас и вымазали какой-то ваксой.
В этом месте Алкивиад издал громкий стон, что было не очень характерно, поскольку он прославился своим самообладанием и философским стоицизмом, свойственным мудрецам древности.