— Я уже сказал, что ваша скромность достойна всяческих похвал. Между нами говоря, директор тоже считает, что вы ничего не знаете, и именно поэтому мне так хочется публично продемонстрировать ваши познания.
У нас опустились руки. Все идет прахом. Слепой человек! Упивается успехом в гордыне своей. Тут уж ничего не поделаешь.
— Пан учитель, не делайте этого, — заговорили мы все, как по команде, — мы и в са-мом де-ле ни-че-го не зна-ем.
— Такая самоуверенность, друзья мои, обманчива! — воскликнул Алкивиад. — В глубине веков только один философ отважился заявить «я знаю только то, что ничего не знаю», но вы не имеете никакого права повторять это вслед за ним, поскольку вы все же не философы. Больше скромности, друзья мои! Вы не хотели учить? Согласен. Но утверждать, что вы ничему не научились — это уже излишняя самоуверенность! Вы ведь не непромокаемые. Знания просачивались в вас незаметно, как яд. Вы дышали наукой, купались в океане знаний, не говоря уже о том, что вы подвергались облучению! Когда вы находитесь на солнцепеке, вы загораете, хотите вы этого или нет, думаете об этом или нет. Что же говорить о том из вас, кто умышленно подвергает себя действию солнечных лучей, если вы к тому же любите солнце! А мне показалось, что, в конце концов, историю вы все-таки любите.
— Вы в этом уверены, пан учитель? — зашмыгали мы носами.
— Уверен, как уверен был Галилей, когда он утверждал, что Земля вертится.
Мы вздохнули и, окончательно растерянные, уже не предпринимали попыток продолжать борьбу. Вера этого человека могла сдвинуть с места горы.
— Хорошо, — сказал Засемпа, — мы можем пойти на эту…
— Прогулку с обследованием, — подсказал ему Алкивиад.
— Прогулку с обследованием, — повторил почти что со слезами в голосе Засемпа, — но если мы влипнем, то мы не виноваты. Мы вас честно предупреждали… Мы умываем руки.
— Это как раз будет очень кстати, — сказал Алкивиад, бросив взгляд на черные ногти Засемпы.
Засемпа торопливо спрятал руки в карманы.
ГЛАВА XVII
В качестве места казни для начала было выбрано Краковское предместье. Мы вышли из автобуса около Академии искусств и с лицами висельников тронулись вслед за Диром, Шекспиром и Алкивиадом. Шекспир все время усмехался себе под нос, нагоняя на нас еще большее уныние. Рядом, под опекой своего преподавателя, топали доверчивые ребятишки из Элка. Честное слово, нам даже жалко стало, что они заполучили таких проводников, как мы. Выглядели они вполне симпатично и наверняка были достойны лучшей участи.
Дир остановил нас на углу Трембацкой и Козьей и указал на стоящее там здание.
— Может быть, Слабинский скажет нам что-нибудь относительно этого памятника архитектуры и расскажет о его исторической роли.
— Это Саксонская Почта, — ответил Слабый без запинки.
Я вздохнул с облегчением. Приговор был отсрочен. Пока что счастье сопутствовало нам. Пристрастием Слабого была филателистика, и он уже когда-то запускал Морского Змея на тему о роли почты в истории.
Благодаря этому мы целый урок дрейфовали по столетиям, обсуждая способы общения людей на расстоянии с самых древнейших времен и до наших дней. Ничего, Слабый как-нибудь выкарабкается.
И действительно, у него все шло гладко. Начал он с Гермеса, который был кем-то вроде министра почты у олимпийских богов, а потом, миновав все рифы и мели, бойко рассказал про гонцов и послов древности, римскую почту и почту королевскую во времена средневековья — про королевские «глаза и уши», конную почту, дилижансы, оптический телеграф, «телеграф проволочный» и «беспроволочный» и счастливо причалил к современной почте.
С Мицкевичем тоже как-то обошлось. Благодаря Жвачеку, который мучил нас им с самого начала года.
Я немного струхнул, когда мы вышли на площадь Победы, бывшую Саксонскую, и к Саксонскому саду, и здесь Алкивиад принялся донимать вопросами Бема. И, представьте себе, Бем лил воду вполне удачно. Только потом я припомнил, что ведь мы уже как-то запускали Змея по поводу подков, которые ломал руками Август Сильный Саксонский и одну из которых хотел продать нам тот потомок кузнецов из Черска.
На Замковой площади Пендзелькевич повел речь относительно колонны и королей из династии Вазов. Я с недоверием вслушивался в его немного суматошный, но вполне обстоятельный рассказ и убедился, что он говорит о вещах мне известных. Я мог бы говорить так же, да, пожалуй, не только я, но и любой из нас. Откуда же взялся мой кошмарный сон?
Алкивиад спокойно стоял себе в сторонке и с милой улыбкой глядел на Дира, который все еще подозревал в чем-то подвох. Его лошадиная физиономия вытянулась сильнее, чем обычно, брови были насуплены. Он все еще не верил и, как я понимал, готовился к генеральному контрнаступлению.