И он скрылся за дверью, оставив всех в крайне подавленном состоянии.
ГЛАВА III
Весь урок химии я обдумывал создавшееся положение. С какой стороны ни глянь — все плохо. Наше будущее представало предо мною в самых черных красках. И что бы мы ни пытались предпринять, даже если бы и засели за зубрежку, не было никакой возможности за месяц подтянуть «вековечные» хвосты и задолженности.
Из этих горестных раздумий меня вырвал здоровый тумак под ребро.
— Чамча, Фарфаля тебя вызывает, — услышал я шепот Засемпы.
Я вскочил со скамьи.
— Ты что, не слышишь, что я с тобой разговариваю? — Фарфаля глядел на меня с укоризной.
Химик Фарфаля никогда не кричал, он только смотрел с укоризной.
— Слышу, пан учитель!
— Тогда иди к аппарату и продемонстрируй опыт!
К кафедре я подошел в полубессознательном состоянии. У аппарата Киппа стояли уже двое ребят: Бабинич заливал кислотой цинк, а Врубель специальной пробиркой улавливал выходящий из трубочки водород.
— Чамчара, — проговорил преподаватель, — повтори, пожалуйста, что мы собираемся продемонстрировать.
Я тупо уставился на два стеклянных шара аппарата, как будто они могли подсказать мне, что именно я должен продемонстрировать. Но стеклянные шары молчали. Молчал и я.
Фарфаля вздохнул и кивнул Засемпе. Засемпа поднялся с места, но тоже хранил молчание. Фарфаля указал на Пендзелькевича. Пендзелькевич встал, но не проронил ни слова.
Фарфаля покачал головой:
— Я спрашиваю, что нужно сделать, чтобы получить воду?
Я переступил с ноги на ногу.
— Открыть кран, — пискнул кто-то с задней парты. Фарфаля окинул смельчака испепеляющим взором.
— Итак, Чамчара. — Фарфаля приближался ко мне, глядя на меня с таким глубоким укором, что я совсем растерялся. Помню только, что в отчаянии я повернул какой-то краник. Ослепляющий блеск ударил мне в глаза. Раздался грохот и звон стекла. Из разбитой бутылки выбивался едкий газ.
Весь класс начал чихать и кашлять. В желтых клубах едкого дыма я разглядел побагровевшее лицо Фарфали.
Тяжело опираясь на кафедру и задыхаясь от кашля, он прохрипел:
— Безобразие! Кто тебе позволил… вертеть… кран! Вредитель! Окна! Откройте окна!
В класс влетела перепуганная Венцковская.
— Езус Мария, взорвали!
Она взмахнула половой тряпкой и отступила в коридор с криком:
— В восьмом «А» газы!
Минуту спустя прибежали Дир и пан Жвачек. К счастью, с бедой уже справились. Мы распахнули все окна, и газ почти выветрился. Фарфаля, закопченный как черт в аду, метался в компании более мелких бесенят, подбирая осколки аппарата Киппа.
— Что случилось? — испуганно спросил директор.
— Ничего особенного, пан директор, — отвечал ему вспотевший Фарфаля. — Самый обыкновенный урок в восьмом «А».
— Понимаю, — сочувственно протянул директор. — А что это за взрыв?
— Так, мелочь. Маленькая лабораторная ошибка. У этого бездельника вместо воды получился гремучий газ.
— Жив? — встревожился директор.
Тут меня вытолкнули на середину класса и показали директору. Дир, как бы не доверяя собственным глазам, потрогал меня пальцем.
— Это опять один из тех… — произнес он.
— Да, один из тех… — кивнул Фарфаля.
— Зачем ты это сделал? — сурово спросил Дир. Я решил, что будет лучше не объяснять ему настоящей причины.
— Я… я нечаянно, — пробормотал я.
— Зачем ты вертел этот кран. Нарочно?
— Нет, что вы, мне только было интересно.
— Что — интересно?
— Что будет, если я поверну его в другую сторону.
— Видно, в этом классе придется воздержаться от каких бы то ни было опытов, — обратился Дир к Фарфале. — Это кретины. Мне кажется, что сначала придется с ними как следует подзаняться теорией.
— Вполне с вами согласен, — отозвался химик.
— Надо за них взяться всерьез. Вам придется мобилизовать всю свою энергию.
— Конечно, пан директор, я мобилизую, — сказал Фарфаля, и черные его глаза загорелись каким-то странным блеском.
Нас проняла дрожь. По школе, правда, давно кружили слухи, что Фарфаля обладает талантом гипнотизера, но нам еще ни разу не пришлось убедиться в этом на собственной шкуре. И сейчас мы почувствовали, что конец наш приближается семимильными шагами.
Как только нас оставили в покое, мы, как слоны, что в предчувствии близкой смерти, уходят на не доступные никому слоновьи кладбища, всем скопом побрели в Коптильню. Запыхавшиеся и подавленные, мы просидели там несколько минут молча. Потом Засемпа звучно высморкался и сказал:
— Только одно может нас еще спасти.