У Микелы не было смелого взгляда подруги, и по одежде и поведению она больше походила не на уличную женщину, а на измученную служанку. Как оказалось, ею она и была.
— Нет, господа, — испуганно произнесла Микела, — я всего лишь служанка. Я подметаю комнаты и иногда готовлю для…
— Конечно, — перебил Адробер столь мягко, что те, кто не знал его, удивленно подняли глаза, — мы понимаем. Вы не общались с посетителям.
— Я всего лишь их впускала.
А главный судья продолжал тем же тоном:
— Вы были близкой подругой Гиллемы?
— Да, ваша светлость, — ответила женщина, испуганно глядя на Адробера. — Мы из одной деревни. Она была добра ко мне, добрее, чем другие.
— Понимаю. А кто-нибудь из стоящих здесь мужчин посещал Гиллему? — спросил судья, кивая на задержанных.
— Да, вот этот. Его зовут Пере. Он посещал ее много раз. На прошлой неделе он отказался ей платить, а когда она начала жаловаться, ударил ее ногой и кулаком, и нам пришлось звать Йохана, — он тоже у нас работает, — и он выкинул Пере на улицу. Два дня спустя Пере вернулся, мы не хотели его пускать, а он сказал, что отомстит Гиллеме, чтобы она поняла, что нельзя с ним так обращаться. — Женщина перевела дух, и ее щеки стали пунцовыми.
— Очень хорошо, дитя мое, — промолвил величественный судья. — Это были его слова?
— Да, мой господин. Я запомнила, потому что очень испугалась. Другие тоже слышали. Можете их спросить.
— Спасибо, вы можете идти. Кто следующий?
Затем суд перешел к печальной истории Венгуды и Томаса. Суд услышал о ее двух ужасных проступках в глазах мужа: о том, что она была бесплодна и что забрала к себе ребенка своей умершей сестры вынудив мужа понести большие траты. А потом Томас утверждал, что Венгуда по ночам летала по дому и околдовала его, сделав бессильным. Люди зашумели.
— Полагаю, у нас есть свидетель, который может прояснить это утверждение, — произнес судья Адробер. — Я прав?
У женщины, стоявшей перед судейским столом, вид был такой, словно она не новичок в зале суда. Она смело и отчетливо назвала свое имя, глядя судьям в глаза. На вопросы отвечала прямо, как человек, чья совесть чиста.
— Вы сообщите суду, что вам известно о Томасе де Коста?
— Он несколько раз посещал меня, ваша светлость. По причине, свойственной моему ремеслу. И я могу подтвердить, что он действительно был бессилен. Другие девушки, к которым он ходил, согласятся со мной.
— Когда это было?
— Он пришел в тот год, когда случился голод, ваша светлость. И продолжал приходить после.
— Это было десять лет назад.
— Верно, ваша светлость. Так и есть. Всем известно, что он женился на этой несчастной женщине только после Черной Смерти. Неудивительно, что у нее не было детей.
По залу пронесся сдавленный нервный смех.
— Значит, она околдовала меня раньше. До того, как мы поженились, — возразил Томас.
Помощник что-то шепнул судьям.
— Когда ей было десять лет, и она жила на расстоянии двух дней пути от вас, в монастыре? — спросил судья.
Судьи ненадолго удалились и вернулись, чтобы огласить приговор. Марка де Пуига сочли виновным в смерти Венгуды, Берната, чье имя и местонахождение еще предстояло установить, — в смерти Гиллемы. Их приговорили к повешению. Каменщика приговорили к штрафу в пять су. Томас де Коста и Пере Вивес были оштрафованы на пятнадцать су за подстрекательство к мятежу, и им ужасно повезло, что они избежали повешения.
В целом, если не считать четырех обвиняемых, все признали решение суда справедливым. Марка никто не любил, Берната никто не знал, а у оставшихся троих денег, видимо, было больше, чем они говорили. Неизвестно, что подумал Бернат, потому что у стен Жироны он больше не появлялся.
Глава четырнадцатая
К утру вторника в городе воцарилась тягостная тишина. В доме Исаака не пели даже птицы в клетке, и раздавался лишь тихий голос Юсуфа, читающего урок. Он звучал, как приводящее в исступление, неумолчное жужжание насекомых в жаркий день, которое коробило напряженный слух, пытавшийся уловить признаки опасности. Рахиль бродила из комнаты в комнату в поисках занятий, чтобы хоть как-то отвлечься. С тех пор как до нее дошли первые слухи о погибших во время мятежа женщинах, она решилась смириться со своим заточением в квартале и даже во всем соглашалась с отцом с поистине дочерним покорством. Однако эта решимость не могла помочь ей легче пережить новый день.
Рахиль взяла иголку и давно заброшенное вышивание, сделала длинный, неровный стежок и отложила работу в сторону. Она была слишком рассеяна и принялась размышлять, чем бы действительно заняться. Ощутив укол совести, Рахиль вспомнила о том, что просил ее прочесть отец. Когда она услышала, как ушел наставник Саломо, она тут же поспешила в библиотеку и взяла две толстые книги по медицине: том Исаака Израэли и Арнольда из Виллановы «Зеркало медицины». Рахиль решила посвятить весь день изучению болезней или веществ, от которых могли пострадать трое недавно умерших юношей.