И Тая тоже представляла его таким, каким он оказался: большим мальчишкой, на которого натянули военную форму.
— Ты приедешь ко мне? — спросила Тая, когда Илюшин встал и торопливо натянул на себя шинель.
— Если смогу, — отозвался он.
— Я буду ждать. Ты смоги, ладно?
Он кивнул головой.
Истекли последние отведенные им минуты. Сейчас часы на стенке отшагают их. Они шагают медленно, со стуком, как инвалид на одной ноге. И надо скорее решить для себя, на что употребить эти последние минутки.
— Подари мне что-нибудь на память, — сказала Тая.
Илюшин задумался. Что может подарить на память солдат? Все, что у него есть, казенное. Шинель, рукавицы, звездочка на шапке. Но он машинально полез в карман гимнастерки. Его пальцы нащупали гладкий тяжелый запал от гранаты. Рядом лежал смертный медальон. Илюшин вынул его и протянул Тае.
— Что это?
Тая держала на ладони вороненый металлический тюбик, теплый от его тепла, и, напрягая зрение, рассматривала его.
— Что это?
— Моя жизнь.
Тая заглянула в глаза Илюшина. Они были серьезными. Он не шутил.
— Это мой смертный медальон, — сказал красноармеец. — Пусть он будет у тебя.
Он взял из Таиной руки свой подарок, раскрыл тюбик и достал из него тоненькую свернутую бумажку. На ней было написано: «Красноармеец Илюшин Сергей Александрович, № 987456».
И он протянул девушке этот скромный документ, с которым солдаты предстают перед смертью. Ему показалось, что сейчас он отдает Тае на хранение свою жизнь. И по тому, как крепко она сжала в кулаке железный тюбик, почувствовал, что она никому не отдаст его жизни.
Он быстро вышел из дома и зашагал к Сретенским воротам. Мятный холод обволакивал его лицо и перехватывал дыхание. Этот холод проникал в тело и медленно возвращал красноармейца к действительности.
Илюшин быстро дошел до угла, где, по его расчетам, должны были стоять высокие Сретенские ворота. Но никаких ворот не было. Может быть, этой ночью фашистская бомба разрушила и сровняла с землей высокую арку, упирающуюся в небо. Он задержался на этом месте, и вдруг мысли перенесли его на шестую батарею. Как прошла ночь? Много ли было налетов? А может быть, танки перешли через канал и на батарее идет бой и все его товарищи на волосок от смерти? И снова память о друге толкнула его в плечо. Она напомнила о Коле Дорожко, о шестой батарее, о товарищах. Его послали с трудным заданием, а он нашел Таю. Его никто не посылал к Тае. Его послали к сестре красноармейца Дорожко сообщить о смерти брата. А он обманул всех — и ребят, и комбата, и Таю, и Колю Дорожко. Теперь за его спиной стоял уже не одинокий конвоир — целая батарея смотрела на него и требовала ответа. Красноармеец Илюшин понял, что он не может вернуться на шестую батарею, не выполнив приказа своей совести.
Он потоптался на месте. Потом решительно повернул и зашагал обратно — туда, где в морозном тумане, как огромный корабль с погашенными огнями, стоял дом «Россия».
МОЙ ВЕРНЫЙ ШМЕЛЬ
У меня в сарае поселился шмель. Каждый раз, когда я прохожу мимо, до слуха доносится густое жужжание и легкий звон. Можно подумать, что шмель большой бражник и веселится в сарае с компанией знакомых шмелей. На самом деле — никакой компании. Просто после жаркого дня шмель превращается в маленький вентилятор и проветривает свой дом. И это его проворно работающие крылья издают нескончаемый, мохнатый звук «жжж-жжж-жжж».
Шмель оказался на редкость деликатным жильцом: заслышав мои шаги, он тут же выключает вентилятор, чтобы не беспокоить меня, и продолжает проветривать дом только после моего ухода. Он вообще старается не попадаться мне на глаза. И я вынужден напрячь память, чтобы представить себе, как выглядит шмель.
В детстве у меня был приятель Феля. Он собирал разных жуков, кузнечиков, ос. В его коллекции был и шмель. Величиной с крупный боб, тигровой окраски, с черной глазастой головкой. Он был приколот к бутылочной пробке с табличкой «Шмель — земляная пчела». У меня с этим Фелей сложились странные отношения. Как-то в коридоре я выбил у него из рук портфель, Феля щипнул меня. Тогда я толкнул его. Феля отлетел к стене, а я очутился в учительской.
— Ты ударил его? — спросила меня Римма Ильинична, маленькая подвижная учительница истории.
Я промолчал.
— Ты ударил его? — повторила она, нажимая на слово «ты».
— Толкнул, — пробурчал я.