Тринадцатый день. Осталось два сухпайка и немного вяленого мяса. Единая тропа распалась на обширный поток, похоже, что звери на горном плато стояли и кормились долго, хотя растительности толком не было.
Я долго не мог найти место для ночлега, наконец, нашёл что-то вроде кратера, приспособил из пакетов и картонок от сухпайков укрытие от ветра и приготовился спать, но перевернувшись на бок почувствовал, что я не один.
Изменившаяся гравитация подсказала мне раньше, чем органы зрения и слуха. В нескольких сотнях метров над головой висел, покачивая крыльями, дракон — чёрный, колючий, иглистый, не вполне похожий на знакомых мне.
— Здравствуй, уважаемый дракон, — попытался я активизировать свой навык…
В ответ был огненный смерч, забушевавший со всех сторон. Я лежал в своём укрытии, но ощущал себя внутри протуберанца звезды, беззвучно крича и чувствуя, что запекаюсь изнутри. Когда я открыл глаза, то понял, что всё это было лишь иллюзией, ментальным ответом, которым мне ответил на приветствие дракон. Его глотка была лишь немного приоткрыта, словно в злорадной улыбке, а секунду спустя он развернулся, взмахнул крыльями и скрылся из виду.
Снились кошмары вперемешку с Нинелью Кирилловной.
Девятое ноября — вокруг каменистая пустыня, еды осталось мало, мучает жажда, но я теплю до последнего. Я вглядываюсь в ночное небо, пытаясь разглядеть звёзды, замечаю пару неподвижных звёзд, а также крохотный каменистый спутник, пролетевший с запада на восток. Всё-то в этом мире неправильно, не по-людски. Интересно, есть ли здесь люди?
Десятое ноября, двенадцатое, четырнадцатое — и я доедаю последний сухпаёк, оставив лишь несколько волокон мяса. Воды тоже почти не осталось. Тропа пересекла русло высохшей реки, я остановился на день, чтобы пополнить запасы растопки, найти самую глубокую заводь, выкопать колодец глубиной два метра и набрать долгожданной воды.
Двадцатый день пути. Я решаю не спать и иду в полном забытье, не ем, экономлю силы, где-нибудь падаю, встаю, оживляю подмороженные конечности, делаю пару глотков воды — иду.
Ещё несколько дней — разум настолько обезумел, что перестаёт считать дни. Учитывая уменьшенную силу тяжести — я прошёл уже не менее тысячи километров. Нет, решаю я остатками разума: на обратный такой путь, даже если я найду здесь людей, я не решусь. Пусть лучше останусь и сдохну здесь, чем пойду обратно
В один из дней лишь спустя пару часов понимаю, что прошёл мимо полуразрушенного поселения, засыпанного песками. И что тропу зверей пересекают следы колёс.
Дышать становится легче. Травы становится больше, она становится свежее. Следы животных и их помёт на тропе — свежее.
И девятнадцатого ноября я наконец-то вижу их: тысячи, десятки, а может и сотни тысяч животных, по следу которых я шёл. И что самое главное — я вижу реку, широкую приличного вида реку, текущую по неглубокому каньону, я кубарем скатываюсь вниз, буквально протискиваясь через пятнистые телеса зверей, и жадно, жадно пью мутную воду, а затем отползаю в сторону и засыпаю.
Не знаю, сколько часов я проспал и сколько просидел — стада животных стали чуть пореже, сместившись куда-то. Я нахожу свежую падаль, детёныша, заваленного хищниками, оттяпываю ломти мяса, разжигаю топливную таблетку из последнего сухпайка и копчу мясо, затем жадно съедаю.
Следующие часы мучаюсь с животом, пью воду, пытаюсь лечить себя, но выходит не очень. Особого насыщения не вижу — в общем, земной еды здесь точно нет. Я решаю пойти вдоль реки — все цивилизации вырастают вдоль реки, и в этом мире вряд ли будет исключение.
Двадцать первого ноября я доковылял до берега океана. Или моря, или огромного озера — тогда я ещё не знал. Вода в реке стала солёной. На побережье в несколько полос росли деревья, первые деревья здесь, над волнами летали странные твари, похожие не то на летучих рыб, не то на морских летучих мышей.
Но что самое главное — там был огромный полуразрушенный мост через реку, построенный из странного подобия керамики. С ажурными переходами, с перилами, столбами, похожими на фонарные. Нет, здесь точно жили не дикари. И, возможно, живут не дикари.
Полузасохшие фрукты, висящие на деревьях, я не стал есть, не зная, ядовитые они, или нет.
Я пошёл вдоль разрушенной дороги, идущей вдоль берега океана на юг, но прошёл всего меньше десятка километров — ноги подкосились, и я попросту упал от жажды.
Мои спасители показались на дороге спустя пару часов. Это была платформа с четырьмя колёсами и полным отсутствием двигателей, сиденьев, руля и каких-либо удобств. На ней ехали две остроухие девушки местного вида — на этот раз они были одеты в средневековые полушубки, синяя кожа была светлее, а лица их чуть более напоминали человеческие.
Завидев меня и остановившись рядом, они слезли с платформы и принялись неустанно кивать и кланяться в странном обрядовом движении, распахивая полушубки, но не решаясь подойти.
— Девоньки… до города не подкините? За пятачок, — выдавил я.
Я не стал просить разрешения, а попросту забрался на их самодвижущуюся тележку. Мы еле уместились втроём, одна из них неустанно болтала на наречии, каком-то другом, нежели том, на котором общались дикари. Они дали мне фляжку воды, обняли меня с целью согреть, и я почувствовал, что в них струится мощная сила — в процентов пятнадцать-двадцать. Дальше они меня везли куда-то, я периодически отключался и окончательно очнулся только под ночь.
Это был небольшой, в тысяч пять жителей городок, напоминавший средневековые арабские или африканские поселения с той лишь разницей, что жил здесь совсем другой биологический вид. У въезда стояла стража, которая, завидев меня, тут же убежала куда-то. Женщин на улице было сильно больше, чем мужчин. Все мужчины же казались куда более похожими на людей — на странных остроухих берберов или индусов.
Все оглядывались, провожая меня взглядом. На улицах горели фонарики — похожие на электрические, но без каких-либо следов проводов. Дома стояли двухэтажные, глиняные и кирпичные, с минимумом деревянных элементов, без дверей и стёкол, с тонкими узкими окнами под потолком, но у половины домов рядом стояли тележки, похожие на ту, на которой я приехал.
Две девушки привезли меня на тележке прямо к двери дома и спешно проверили внутрь. Внутри оказалось ещё четыре дамы разного возраста, включая совсем юных. Сёстры, что ли? Утвари было много, непривычной, незнакомой, картины на стенах, а также множество амулетов, от которых так и веяло силой.
А ещё здесь наконец-то было тепло — не настолько, насколько я привык, но значительно теплее, чем на улице.
Двое девушек и дама постарше раздели меня, уложили на соломенный матрас, вытерли влажной тканью, принесли тарелку чего-то студенистого и приторно-сладкого, я жадно съел, выпил стакан отвара каких-то трав, и сознание поплыло как от приличной дозы алкоголя. Я безвольно наблюдал, как три женщины инопланетного вида раздеваются передо мной, затем ложатся на меня, трутся частями тела, бормоча какие-то напевы и пытаясь оживить мой организм, и им это, несмотря на моё вялое сопротивление, почти удалось.
Их потаённая часть анатомии совпадала с человеческой. Кем я был для них: спустившимся с небес богом, страшным демоном или просто инструментом для продолжения рода в — я не знал. Но я не поддался — нет уж. Я пришёл сюда из-за дальних гор совсем не для того, чтобы устраивать межвидовой гарем. Я пришёл сюда, чтобы закончить то безобразие, которое я начал.
И меня ждёт Нинель Кирилловна — мысль о возвращении к ней все эти дни была своеобразной морковой, к которой я стремился, сдерживаясь от безумных поступков и настойчиво двигаясь к цели.
И ведь помогло. Я же пришёл сюда — пришёл к тем самым «людям», про которых говорил Тесей.
От межвидового скрещивания меня спас скрип приближающийся самоходной тележки — дамы тут же быстро похватали вещи и выпрыгнули из комнаты. Некоторое время стало тихо, а следом я мгновенно протрезвел.