Последний день ярмарки я посвятил хозяйственным делам. Семечкин словно почувствовал наличие безразмерного бюджета и, несмотря на сокращенный где-то на четверть предоставленный им список, загрузил семнадцать телег. А если учесть купленный скот, то обоз растянулся метров на двести. И изменить ничего нельзя. Реалии оказались таковы, что ни Абраменки, ни Борисовка не утруждали себя выращиванием ни ржи, ни картофеля, отдавая все посевы под коноплю. По той же причине сенокосные площади, кроме заливных лугов, так же оказались скудны. Никакой диверсификации, все выкроено для получения максимальной прибыли в узком сегменте, и фактически получалось, что яйца оказывались в одной корзине. И, как показал предыдущий год, корзина может упасть, а посему и брали с максимально возможным запасом. По крайней мере, с одной проблемой разобрался, и пока выдалось немного свободного времени, я вновь посетил оружейную лавку. Ту самую, с рогатиной, и, как и в прошлый раз, вышел оттуда без покупок, зато с перспективой сотрудничества и нужной мне информацией. То, что производство стрелкового оружия было сосредоточено на трех заводах и частично в арсеналах, я знал и без подсказок старого оружейника. А вот про мастерские, которым давали подряды, точной информации не было. Одни работали десятилетия и имели серьезную репутацию; некоторые существовали всего пару лет и могли похвастаться лишь незначительными успехами; а прочие брали заказы время от времени, ведя основную деятельность в другой плоскости. Несколько адресов с именами я и получил.
Больше никакие дела меня в Смоленске не держали. Документы получены, взятые с собой ассигнации практически все обменены, а те, что остались, – отданы в рост под пять процентов с выплатой серебром по зафиксированной ставке, при курсе сорок три копейки за бумажку. Кстати, о копейках. Их у меня снова не осталось: за отправленную по почте корреспонденцию попросили по двугривенному за письмо, в три раза больше за бандероль и полпроцента за денежный перевод в мастерскую при Ижевском заводе. Для большинства населения дорого, но на данный момент альтернативы нет. Содержание каждой станции обходится казне в тот самый нужный рубль на гвоздь для подковы, который недополучает армия, а о самоокупаемости речь пока не идет. Поэтому вся тяжесть расходов возложена на потенциальных потребителей. Как поведал помощник почтмейстера, даже из города писем посылают мало, а все из-за страшной беды, преследующей государство. Грамотных в губернии – один на пятнадцать человек. Вот эта новость подвигла меня перед самым отъездом разыскать книжный магазин. В Смоленске он был. Филиал московской книжной лавки Ширяева, открытый буквально несколько дней назад, продавал разнообразную, в основном развлекательную, литературу для барышень, изданную, к сожалению, во Франции. Но при всей неактуальности ассортимента имелась возможность сделать нужный мне заказ и даже напечатать все, что взбредет в голову, лишь бы был оплачен выставленный счет. А уж такая вещь, как «Российский букварь для обучения юношества чтению», и вовсе пустячное дело. Он был в наличии в Москве, и ждать-то требовалось всего ничего, какой-то месяц[12]. Конечно, я заказал, впрочем, как и книги по всем известным наукам. Пускать на самотек задуманное – уже непозволительная роскошь. Часики тикают, а я только в самом начале пути.
Потихоньку, наполняя землю теплом, лето начинало вступать в свои права. Зацвела красная рябина, обрадовались насекомые завязям на деревьях, появилось множество птиц, а кукушка вообще перестала отдыхать: кукует и кукует. Что говорить, если все народные приметы совпадают, а тем более прикрепленный к стеклу окна термометр. Тот уже третий день подряд исправно держал стрелку на отметке чуть больше двадцати градусов за два часа до полудня. Самый разгар рабочего дня. Не так душно, как в это время в Крыму, но все же теплее, чем на Кольском полуострове. Впрочем, мне ли переживать, уютно устроившись в мягком полукресле за новеньким столом с зеленым, еще пушистым и даже слегка пружинистым сукном, наблюдая, как трудятся люди. Мои люди, так как «позор и кошмар»[13] коснулся и меня. Мне пришлось купить у Есиповича крепостных, а тех, кого не продавали, взять в аренду. Семей не разлучал, жильем и одеждой обеспечил, надел земли, именуемый здесь по старинке «волок»[14], выделил сколько смог. Такие нынче времена и таковы правила, но все в наших руках, и кое-что я все же делаю. В деревне с утра до самого вечера шла подготовка к большой стройке. Возле березовой рощи выравнивали и укрепляли сваями строительную площадку; чуть ближе к дороге дробили в крошку битый кирпич из Сычевского уезда, а буквально в десяти шагах от складированного цельного, ссыпали в бочки пережженный известняк из Издешково. Где-то за спинами рабочих, пруссак Клаус с русским отчеством Иванович, двоюродный брат доктора Франца, заканчивал дренажную систему со своим племянником, и уже скоро можно будет ставить плиту фундамента. Этого момента все ждали с нетерпением, так как обещанная премия (да, я плачу своим крепостным за выполненный труд и обещаю деньги по изучению грамоты) за хорошую работу станет определяться ровным полом, и немцу старались подсобить. Недели полторы плита будет выстаиваться, а затем (с моих слов) привезут особую паровую машину, которой даже в столице нет, и заложат ее кирпичной стеной. Там же трудился взятый до середины июля в аренду у Есиповичей краснодеревщик Мишка. С четырьмя подмастерьями он стругал балки будущей крыши, а какие стены будут у здания: кирпичные или деревянные, – для него неважно. Срок контракта истекает на днях, и снова придется ехать к штабс-капитану или искать альтернативный вариант. А после недавних событий мое дружественное отношение к соседу несколько изменилось.
12
Не заботясь о лошадях, из Смоленска в Москву в описываемое время можно было добраться за четыре дня.