Выбрать главу

С того момента, как при Екатерине смоленскую дорогу оснастили верстовыми столбами, обладатели часов, не прибегая к сложным расчетам, смогли узнать, с какой скоростью они перемещаются по весьма приличному для того времени тракту. У каждого вида транспорта она разная, но если отбросить некоторые условности и округлять некоторые цифры, то путешественники в один голос утверждали: «Пятнадцать верст в час!» По-моему, это только в мечтах. Даже на моем сверхлегком, с улучшенными ступицами и колесами ландо, имея в упряжи, скажем так, непростых лошадей, мы преодолевали не больше десяти-двенадцати. Поначалу, еще в первую поездку в Смоленск, я очень злился, так как постоянно выбивался из графика, а теперь привык, что ли. Тем более со слов Полушкина мы летим как птица, и он переживает, как бы ни отвалилось колесо. И я уже вместе с ним думаю, а не слишком ли мы торопимся, и не случится ли что-нибудь с колесом? Здесь это в порядке вещей, чему я, собственно, и стал свидетелем. В полуверсте от села Верховье двое крестьян (видимо, отец и сын) как раз и занимались тем, что один из последних сил подпирал телегу, а второй пытался насадить на только что замененную ось укатившееся имущество со спицами. Поднимая за собой шлейф пыли, мы проехали, не останавливаясь: не принято барину помогать смерду. Социальное неравенство во всей красе и скажите спасибо, что кучер, мимоходом не огрел кнутом бедолаг. Если не повезло родиться с серебряной ложкой, то придется глотать пыль всю оставшуюся жизнь. Как там, в пословице про Устав и чужой монастырь, а если это монастырь уже стал твоим?

– Стой! – громко крикнул я Тимофею. – Пойду, посмотрю что случилось.

– Куда? – встрепенулся Полушкин, потянувшись рукою под сиденье, где были закреплены пистолеты.

– Не знаю, как у вас в Гряднах, а у нас людям, попавшим в беду – помогают. Да и на земельке постоять хочется.

– Подождите меня, – пробормотал Полушкин, вылезая уже вооружившись. – Смотрите левее, на поле, а я за рощицей пригляжу.

– Иван Иванович, что вы во всех людях татей да душегубов высматриваете? Обратите внимание, телега с кирпичом, вон, половина на обочину свалилась. К нам еще вчера завести должны были и, возможно, это именно она и есть. Стали бы тати такие сложности городить?

– Я знаю, что говорю. Прошлой осенью три кареты таким же образом ограбили. И все средь бела дня.

Подойдя ближе к месту аварии, мы осмотрелись, и подозрения, которые я высказывал только что, отчасти подтвердились. Маркел Кузьмин и его сын Петр действительно везли в Борисовку кирпич. Причем по личной инициативе и не в первый раз, так как прознали у Рогутина-кирпичника о хорошем покупателе. А так как у них точно такой же сарайчик по производству, то и решили всей деревенькой, а почему бы и не рискнуть. Умолчали лишь об одном, что клеймо подделали и звание «хороший» приобрелось благодаря лишней полтине, которую платили там на месте. Но мне это нетрудно было высчитать, так как Маркел Кузьмин и не скрывал всем известные расценки. Вот вам и Семечкин, радетель усадьбы. Сколько он с той полтины себе в карман? Так что не зря мы остановились.

– Иван Иванович, – спросил я своего визави, как только мы вновь тронулись в путь, – скажите, только честно, вы в Тулу лишь из-за штуцеров едете, или вас попросили еще о чем-то?

– А это и не секрет. Генрих Вальдемарович переживает за невозвращенный долг. Это ж вы объявили, что привезли долю наследства для Александра Леонтьевича? А пока он денежек в руки не взял, вас попросили беречь аки зеницу ока. Вот и весь сказ. А по поводу штуцеров… Есть у меня некая задумка, хочу с мастером посоветоваться. Иван Матвеевич Бранд, наш оружейник, говорит, дело нужное, но осуществить сие нашими силами никак. А вот Генрих Вальдемарович, наоборот, утверждает, и в этом я с ним соглашусь: что выстрелить я и из деревянного полена смогу, главное стрелок, порох и пуля. Так что еду я в Тулу в основном именно из-за штуцера.

В Смоленске мы с Полушкиным разделились, договорившись встретиться в час по полудню. Поручик отправился передавать какие-то распоряжения в строящийся особняк Есиповича, а я вновь посетил доходный дом, где располагалась ростовщическая контора. И тут мне выдали новость: в губернии появились фальшивые ассигнации, по качеству изготовления превосходящие государственные. Если без лукавства, то я даже немного встревожился, вплоть до того, что чуть не перелил коньяк в чашку с чаем, вместо бокала. И если раньше грешили на Ригу, оттуда шла вся гадость, то в этот раз порченные сотенные привез из Киева какой-то заводчик лошадей. Одни говорили, мол, француз, другие – итальянец, но знающие люди помимо этого утверждали, что фальшивомонетчик был не один, и покрывали его купцы из Варшавы. Хотя какие они купцы, – со слов ростовщика – так, голь перекатная, работающая с одесскими греками. Тем не менее они-то и купили у Марии Парфеновны, вдовы одного известного предпринимателя, табун в шестьсот голов. Да только у купчихи оказались надежные люди, которые сделку сопровождали и, преследуя уже свои интересы, навестили логово преступников. А там целый мешок фальшивок, по запаху типографской краски учуяли. И приняли бы они его за добычу, если бы среди «надежных» не оказался один грамотей, который и определил ошибку в тексте. Всего одна буковка. Властям не сообщали и общественность не в курсе, за исключением известных мне купцов. Так что совет был однозначен, сторублевку в руки не брать и об ассигнациях на время забыть. А если и попадется, то внимательно читать слова: «государственной» и «ходячею». То есть сосредоточиться на выявлении ошибок, где вместо «д» нерусь напечатал «л». Вот с этим известием и письмом для тульского представительства Анфилатова я и вышел на улицу, а Полушкина и след простыл. Ведь сам видел из окна, как он еще четверть часа назад подошел к ландо, неся в руках сверток. Вот ведь дела, так еще и Тимофея нет.