После приёма Присяги все вновь построились на плацу и командиры подразделений доложили командиру полка полковнику Львову о принятии Присяги. Короткий митинг и по команде командира, подразделения полка прошли торжественным маршем перед трибуной. Было очень холодно, но никто из-за праздничного, приподнятого настроения не замечал мороза.
Сегодня был праздничный день и впервые за две недели моего пребывания в армии у нас появилось свободное время. Даже было как-то необычно, что не надо никуда мчаться сломя голову, ежеминутно что-то делать, ожидая следующей команды сержантов…
Я сел на табуретку у своей кровати и закрыл глаза.
Прошло больше десяти дней. Дней, насыщенной до предела жизни. Завтра начало учебного процесса и эти две недели помогли мне влиться в коллектив взвода, да и батареи. Разобрался во взаимоотношениях внутри взвода и они мне не понравились. Так уж получилось, что во взводе из двадцати восьми человек переменного состава тринадцать были призванными из Удмуртии и все они оказались друг для друга родственниками: братья, двоюродные братья, дяди и племянники. Лидером у них был нагловатый курсант Фокин с золотой фиксой во рту, чем он очень гордился, считая себя несколько приблатнённым. Естественно, они то теперь и держали фишку во взводе. Остальные держались поодиночке или мелкими группами и не могли эффективно противостоять удмуртам. Обрадовавшись Дуняшину, думал что при каких-то трудностях смогу положиться на него. Но Володя в этом вопросе ушёл в сторону, посчитав, что так для него будет проще. Поэтому я сошёлся с двумя воркутинскими парнями. Оба они были старше меня: оба имели незаконченное высшее образование и за некие свои проделки в институте были отправлены в армию с автоматическим восстановлением после дембеля. Парни решительные и смелые, поэтому удмуртские особо к нам не лезли. Впрочем, отношения внутри взвода были обычными, как и в любом чисто мужском коллективе в экстремальных условиях, где из масс выдвигаются лидеры, формируются группки и группы, между которыми идёт борьба за главенство над остальными. Такие же отношения формировались и в других взводах батареи. В третьем взводе лидером был первый мой знакомый Юрка Комиссаров. Может быть, эти отношения внутри взводных коллективах и могли перерасти в более острое противостояние, но тут решающую роль играли сержанты, которые твёрдой рукой, круглосуточно руководили нашей жизнью, держа всё под неусыпным контролем и не давая нам особо конфликтовать друг с другом.
На уборке территории, занятиях по строевой и физической подготовке, различных передвижениях по территорию городка, немного разобрался и в том, где я служил. Наш учебный артиллерийский полк был самым крайним по расположению в учебном центре и служило здесь около полутора тысяч человек. Рядом с нами были ещё две казармы: двухэтажная, крашенная ярко-жёлтой охрой, где располагался отдельный, учебный мотострелковый батальон. А за ней, чуть дальше, казарма учебного тяжёлого, танкового полка «Даурия». Ещё две тысячи человек. Все три казармы объединены одним общим, большим строевым плацем, где проходит построение дивизии: всех пятнадцати тысяч человек. Один раз, уже при мне, было построение дивизии и оно впечатлило меня своим многолюдством, а когда я подпрыгивал на месте, пытаясь охватить взглядом весь плац, то видел лишь сплошной пар в виде густого тумана над людским скопищем. Наша казарма, и казармы мотострелков и танкистов стояли на высокой, с крутыми склонами возвышенности, высотой от пятидесяти до шестидесяти метров. Эти склоны романтически назывались «Турецким валом». А внизу располагались учебные поля в основном для занятий мотострелков, которые носили гордое и зловещее название — «Долина смерти».
И самое основное — питание. Столовая была на три казармы одна, то есть на четыре тысячи человек. Большая, сумрачная в несколько больших и таких же полутёмных залов и питаться приходилось в две смены. Кормили нас сытно, но однообразно. Да и качество пищи было далеким от домашней. Нас приводили в столовую строем, первыми заходили сержанты — старшие столов, потом забегали мы и рассаживались по десять человек за столом. Старшим за нашим столом был младший сержант Тетенов. Старослужащие сержанты садились за отдельный стол, который был накрыт гораздо лучше, чем у нас. Усевшись, по команде — «Внимание», мы хватали в правую руку ложку и замирали, а по команде «К бою» раздатчики пищи вскакивали и начинался приём пищи. Сержанты, старшие столов, имели приоритет. То есть: Тетенов пододвигал к себе тарелку с мясом и щедро накладывал в свою тарелку лучшие куски мяса, а остальное делилось между нами. Если это было на завтраке, то на прямоугольный кусок масла ложился кусок хлеба младшего сержанта и по контору он обрезал себе масло, остальное, вместо двадцати грамм по пять-семь, доставалось нам. То же самое происходило с рыбой на ужине и с другими солдатскими деликатесами. Процесс принятия пищи длился недолго, как раз столько, сколько нужно было старослужащим сержантам нехотя поковыряться в надоевшей за полтора года солдатской еде и выпить чаю или компота. И как всегда команда «Отбой» звучала в самый разгар приёма пищи. Не сказать, чтобы мы были голодными, но молодые организмы требовали своего, а интенсивность курсантской жизни, активность и свежий воздух только усиливали зверский аппетит — Кушать хотелось всегда. И спать. Вот уж не думал, что заснуть и спать можно в любом положении и в любом месте. Даже тогда, когда мы строем шли на занятия или работы.