Лансинг включился в игру.
– Сегодня ты мне кажешься настроенным гораздо более пессимистично, – сказал он, – чем обычно.
– Не я первый, – сказал Энди, – погружаюсь в пессимизм подобного рода. Несколько лет назад существовала школа мыслителей, которая развивала аналогичные воззрения. Одно время космогонисты были уверены, что мы живем в конечной Вселенной. В настоящий момент точка зрения астрофизиков потеряла былую твердость. Мы уже не совсем твердо знаем, в какого рода Вселенной находимся. Возможно, она бесконечна, а может, конечна. Все зависит от количества материи, а оценки массы этой материи меняются сейчас от года к году. И вот, на основе убежденности в том, что Вселенная имеет ограниченный размер, была выдвинута теория, что научное познание тоже ограничено. Где-то имелся предел Вселенной и, следовательно, предел знаниям. Если знания накапливаются, удваиваясь каждые пятнадцать лет, как предполагалось в то время, то понадобится не более нескольких столетий, чтобы мы достигли предела, когда ограничивающие факторы конечной Вселенной заставят нас прекратить дальнейшее накопление знаний. И ученые, в то время поддерживавшие такой взгляд, зашли так далеко, что даже начали чертить экспоненциальные кривые, с помощью которых предсказывали, в какой момент научно-техническое знание достигнет предела.
– Но ведь ты сказал, – заметил Лансинг, – что конечная Вселенная – это теперь уже не общепринятый факт. Что Вселенная может оказаться и бесконечной.
– Ты не понял самого главного, – проворчал Энди. – Я говорил не о конечности-бесконечности Вселенной. Я хотел показать тебе, что в другие времена существовали люди, проповедовавшие такой же как мой род пессимизма.
И начал я с того, что было бы нам весьма полезно подвергнуться какому-то катастрофическому изменению, которое заставило бы нас изменить образ мышления, поискать иных стилей жизни. Потому что сейчас мы мчимся к концу улицы, которая заканчивается тупиком, глухой стеной. И более того, мчимся мы на полной скорости, и когда врежемся в стену, то, придя в себя, поползем по этой тупиковой улице обратно, спрашивая самих себя, нельзя ли было заранее найти менее болезненный способ направить нас всех на путь истинный. И я говорю – сейчас, пока мы не врезались в стенку тупика, мы должны остановиться и задать себе этот вопрос…
Энди продолжал басисто ворчать, но Лансинг уже не обращал внимания на слова.
И это человек, подумал он, которому я собирался предложить отправиться в небольшое путешествие на уикэнд. Если бы он предложил, то Энди, скорее всего, согласился бы, потому что этот уикэнд его жена проводила у своих родителей в Мичигане. И во время уикэнда Энди был бы уже не в состоянии сдержать поток слов в границах приличия, как сейчас – он бы принялся говорить уже без остановки, без конца. Во время приятной прогулки по осенним холмам нормальный человек ждет удовольствия от тишины и покоя, но в присутствии Энди таких понятий не существовало. Для него существовал лишь бурный поток собственных идей.
Лансинг также мог бы пригласить на уикэнд Алису Андерсон, но этот вариант имел собственные недостатки. Во время нескольких последних свиданий с ней он отмечал в глазах Алисы блеск брачного выжидания, а это, осуществись оно, имело бы последствия еще более катастрофические, чем бесконечные разговоры Энди.
Итак, его и ее мы оставили за бортом, решил Лансинг. Можно самому поехать в холмы. Или закрыться у себя дома, слушать музыку и читать. Возможно, имелись и другие способы приятно провести конец недели.