Я мельком взглянул в окно – в основном все оставалось по-прежнему: и зонт, как промежуточная цель битвы, и сцепившиеся супруги, и хладнокровные стражи порядка в «бобике». Среднеазиат старательно сливался с местностью, отступая в сторону гаражей. Солнце по своим делам уходило за крышу соседней многоэтажки.
Повернувшись к столу, я оценил суровый мужской натюрморт с недоеденными консервами, полупустыми банками, кучками смятого целлофана на столе и под столом, почти выпитой бутылкой и полным отсутствием тарелок.
– Насчет того бедолаги не скажу, – я настежь распахнул форточку, догадываясь, что до утра ничего не проветрится и, значит, спать мне в ароматах холостого застолья, – а вот по «фактам конкретным» позволь усомниться.
– Давай, усомняйся, а только так и было.
– Чего было-то? «Свет погас-зажегся, и нет никого». Это сколько ты впотьмах куковал, пока все разошлись?
– Согласен – загадка, ну и что? Пойду на следующий сеанс и выясню. Чего бояться-то? На органы не разберут – овчинка моя давно выделки не стоит.
– Прибедняешься. Если в тебе как следует покопаться, – я взял со стола банку и принялся выуживать со дна последний огурец. – Если, стало быть, покопаться… обязательно найдется что-нибудь коммерчески интересное. Я, например, уверен, что твой главный орган…
– Голова?
– Нет, вот за голову я как раз спокоен. В этом смысле.
– Да ну тебя. Хотели бы, так уж разобрали.
– Ты согласен, что это эксперимент? Причем известно на ком, но непонятно зачем. Эти твои гуру сексуальной независимости – хоть узнал, что за контора?
– Сейчас ты, конечно, пойдешь плясать на костях, но я только название знаю: ООО «Магнолия» – на пропуске было. Сидят в большущем бизнес-центре на последнем этаже, все чинно-благородно, никаких вывесок. По первому адресу ходил, где лектор выступал, а мне говорят: эта «Магнолия» у нас помещение в аренду брала и уже съехала.
– Печаль.
– На самом деле, я когда в том душе ноги мыл, уже прикидывал, как внутри пощелкать и фото в Сеть выложить – авось кто откликнется. Конечно, засада сидит при входе, – Федор сделал постную физиономию, сложил губы бантиком, заговорил пискляво, видимо, изображая зловредную медсестру. – Пожалуйста, мобильный телефон положите туда и всю остальную технику, которая у Вас при себе, то-оже. Спасибо-о, а теперь идите сюда, раздевайтесь догола.
– Плохо. Контора, похоже, серьезная и, что еще хуже, твоя вдова никуда не съедет, – вздохнул я. – Ноги-то зачем мыл? Очкастая велела?
– Да нет, это я уже после сеанса. В креме каком-то успел изгваздать и пятки, и рожу, и… – Федор запнулся. – В общем, неважно. Ты как-то шпионскими очками хвалился со спрятанным фотиком. Дашь?
– Бери на здоровье. В прихожей под зеркалом комод. В нижнем ящике валяются. Батарейки года три как сдохли.
– Лишь бы фотик не сдох. Пожалуй, пойду я. У тебя одни гадости на уме, а завтра – второй сеанс, все и проясню, – он помолчал и добавил. – Порешу их нафиг, ежели что.
– Ежели что?
– Вдруг ты прав? Девчонка ведь и правда – как испарилась. И на улице ее не было.
Федор ушел. Настала пора убирать свинарник на кухне. Я посидел, размышляя, что еще он мог «изгваздать» в таинственном заведении, потом выглянул в окно. Супружеская пара, очевидно, помирившись, направлялась в сторону ближайшего подъезда. Муж нес зонт на плече, как добытый в бою меч. У гаражей полиция запихивала в «бобик» несчастного иностранца. Солнце ушло, и замечательный узор на потолке исчез. Железные ходики на стене, как всегда, показывали на полвосьмого, и это, как всегда, ничего не значило.
В следующий раз я увидел Федора через полгода и со спины не узнал. Солидный мужик выбрался из припарковавшегося «лексуса», постоял, разглядывая собственное авто, потом неторопливо направился к подъезду. Лучи скудного ноябрьского солнца попеременно отражались на глянцевой коже штиблет, еще не знакомых с ядовитой солью московских улиц. Большой портфель чуть поблескивал металлической отделкой.
Дом, в котором я живу – ведомственный, точнее говоря, институтский. Квартира мне досталась как доблестному, нуждавшемуся в улучшении жилусловий инженеру околокосмической техники. Соседи были такими же. С тех пор прошло некоторое количество лет, я давно уволился, многие из нынешних жильцов никогда не слышали о нашем институте, на первом этаже обосновались гордые сыны Кавказа, но в целом публика та же – небогатая, более-менее интеллигентная. Дядя с министерским портфелем на фоне нашей многоэтажки смотрелся, как тот самый «лексус» в суровом отечественном сервисе для жигулей.