В номере подарок обнюхал все, что можно было обнюхать, тявкнул по-собачьи и дружелюбно подмигнул нам. Поэт с горделивой улыбкой мыкался по всей гостинице и всем сообщал, что ему подарили голубого песца. Как все скептики, я сомневался: песец был не голубым, а белым с пятном на глазу и морковным хвостом, еще не успевшим свернуться в баранку.
— Наверное, это не песец, — молвил я, — а…
Поэт одарил меня ледяным презрительным взором и обругался ямбом… Пока мы спорили, как назвать подарок, песец куда-то исчез.
Вскоре пропажу принес за шиворот жилец из соседнего номера и строго сказал:
— Завел собаку — следи! А то она мне на простыню нагадила.
После множества пререканий решено было назвать подарок Ангиной.
— Это не она, а он, — взвился поэт, — она — собака, а он — песец.
Разногласия разрешил вернувшийся поздно вечером сосед, по номеру, рыбак из Ныды. Он бесцеремонно заглянул песцу в зубы, проверяя, нет ли прикуса, затем под хвост и заключил:
— Сучка. Вырастет — будет добрая лайка. Однако вы ее испортите. Зачем собаку в номер приперли? — Он взял Ангину за пушистую спину и понес на улицу. Ангина молчала — поэт взвыл. Рыбак посмотрел на свою огромную, как лопата, ладонь, протянул ее поэту и спросил:
— Этой рукой можно печатать на машинке?
— Нет, — ответил поэт, — каждый палец будет задевать две соседние клавиши.
— Точно, — согласился рыбак. — А ты по клавише двумя кулаками стучишь. И стучи, а собак не порть. Хорошая лайка — вещь ценная.
Очутившись на морозе, Ангина довольно фыркнула, отряхнулась, улеглась на снег, и хвост ее мгновенно свернулся так, что ему мог позавидовать любой крендель.
Засыпая, поэт вздрагивал, как лошадь, всей кожей и бормотал:
— Бедная, как она там на морозе? Кутеночек… — И неожиданно спросил: — Слушай, а почему она на простыню наделала?
— По привычке, — сонно ответил рыбак, — она хоть и маленький, но северный собак. Лайка снег искала — не нашла. А простыня белая. Понял?
Ночью мне снились московские ожиревшие собачонки, похожие на сардельки в ошейнике. Они ищут траву, кусты, песок, извечный зов природы манит их в чахлые скверы, а любящие хозяева тащат их за поводки на ковры, на паркет, на цветной линолеум.
Мешок с волками
Старенький автобус, раскачиваясь на ухабах, свернул на большак и покатил, как по рельсам. Пассажиры вздохнули и, повеселев, заговорили все разом.
— Ну, сороки, отживели! Застрекотали, — сказал кто-то сзади мрачным басом, — а на кочках молчали: боялись языки прикусить. Правду про вас говорят: три — базар, четыре — ярмарка.
— Сиди уж, — ответила за всех молодая колхозница, — хлебнул с утра, так сиди молча.
Бас расстегнул стеганку и, достав мятую пачку сигарет, начал набивать трубку.
— Вот еще, раскуривать здесь будешь.
— И буду!
— Не положено курить в автобусе.
— А чушек возить положено? — Под последним сиденьем автобуса лежал мешок с двумя поросятами. Бас потыкал сапогом в мешок, и поросята захрюкали.
Колхозница набросилась на обидчика, но дядя, обладавший завидным басом, спокойно сказал ей:
— Не прыгай, а то стрельнет: заряжено.
Колхозница подскочила: в углу на сиденье лежало ружье, на которое она уселась в спешке и толчее посадки.
Шофер оглянулся и притормозил:
— Э, охотник, нельзя возить оружие без чехла, тем более заряженное.
— Чего ей сделается? Такую миной противотанковой не сшевельнешь…
Пока доставали ружье, развязался мешок с поросятами. Один из них, наиболее шустрый, выскочил и бросился кому-то под ноги. Пока его ловили, уронили чей-то бидон.
Владелица поросят с трудом водворила порядок. Автобус тронулся, но здесь раздался такой визг, что все схватились за уши.
— Не иначе цопнул он твоего хрячка за бок, — озабоченно сказал бас и тоже полез под сиденье за своим мешком.
— Кто цопнул?
— Кто, кто! Тигра! Волки у меня в мешке, а ты им под нос свинину положила. — Охотник выволок здоровенный чувал. — Браток, притормози-ка, я лучше пехом пойду. Тута мне недалеко. С этими бабами морока одна ездить.
К удивлению всего автобуса, в мешке у охотника действительно что-то мурзилось и подвывало.
Я сошел вместе с басом. Он положил мешок на землю, раскурил наконец свою трубку, сердито сказал вдогонку автобусу:
— А то на нее пахнет! Мужика своего регулируй! А я на свои пью…
Шагов сто прошли молча. Потом охотник снял мешок с плеча.
— Тяжелые, холера их возьми.
— С чем у тебя мешок-то?