— Можно осмотреть остальную площадь? — Дарья решительно направилась из комнаты. Весь эскорт последовал за ней.
Старый Роман остался. Петух, сидевший на своей жердочке, грустно подмигнул старику и сказал человеческим голосом:
— Нет, Маржаретти, все, что ты видел за жизнь, — это еще не цирк. Цирк только начинается.
Старость не чин — всем достанется. «Велика ли разница между старым и молодым дураком?» — этот вопрос иногда волновал Севу Булочку. Выходя из кабинета своего начальника, агент в душе желал ему повышения по службе, досрочных проводов на пенсию и если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой.
Начальник мешал агенту жить. Он спрашивал с подчиненных плодов труда, а этого Сева не любил. Всех, кто спрашивал с него работу, он считал дураками. «Дали тебе кабинет, — рассуждал агент, не вслух, конечно, — ну и сиди, не хрюкай. Дело делает коллектив, а твоя забота — делить премии».
Поборник страхового дела был хорошо осведомлен в порученной ему работе. Он даже сделал то, что до него никто не делал — изучил предмет. Отыскал в архивах и просмотрел бухгалтерские отчеты частных страховых обществ, имевших быть в Петербурге до революции: «Якорь» и «Варшавское». Бегло ознакомился с деятельностью страхового общества «Саламандра», назубок знал устав компании «Маяк спасения», изучил правила фрахтовки и страхования судов и грузов и даже порадовал начальство экстренным сообщением о том, что в Португалии страховое дело национализировано. Однако начальник и ухом не повел. Он добросовестно списывал у Севы данные из истории, цитируя их в своих докладах, но с премией не спешил. На Булочку он смотрел косо. Да Сева и не давал поводов для радостей начальству. Случалось это, может быть, и потому, что все агенты исполняли обязанности постоянно, а Булочке на работе не хватало времени для работы. Другие агенты страховали, и только, а Сева выискивал квартиры для обмена, следил за курсом рыночных цен на барахолке, помогал коллекционерам, библиофилам и нумизматам.
Собственно, в городе, о котором идет речь, спекуляция не процветала. Она давно и бескровно зачахла. Полки ломились от товаров, продавцы томились у полок. В других городах покупатели ломятся в магазин в час открытия и сейчас же спешат обратно и лишь некоторые из них остаются капризно прошвырнуться в отдел уцененных товаров. В городе, о котором идет речь, всего было в изобилии, не хватало каких-то пустяшных новинок вроде простых бумажных чулок, кримплена или лезвий для бритв. Но это для спекулянта, привыкшего к размаху, не товар. Сахар, хлеб и керосин были в продаже постоянно. Мелкие прохиндеи, промышлявшие модными духами и галстуками, были не в счет. Сева, несомненно, заблуждался, думая, что спекулянты делают добросовестно именно то дело, которое недобросовестно исполняют деятели торгового мира.
«В наш капризный век товарообеспеченности всем необходимым, — размышляет автор, и, как видите, вслух, — надо жалеть не покупателя, а продавца. Потому что он в свою очередь тоже покупатель. И как ему становится обидно, когда на него гаркнут в гастрономе: «Вас много, а я одна!» Обиженный продавец сейчас же бежит в универмаг, занимает свое место за прилавком и на повышенных тонах отпускает эту же фразу без сдачи работникам гастронома».
Кроме всех этих дел, Сева любил посидеть днем в кино. Он ужасно возмущался, когда другие зрители прогуливались по его модным туфлям на платформе более высокой, чем на вокзале. «Черт возьми! — думал про себя знаток былых страховых компаний. — Кто это средь белого рабочего дня шляется по кинотеатрам? Ну, часть студентов, смотавшихся с лекций? Треть зала — пенсионеры и творческие работники? А остальные кто?» Остальные, протискиваясь по тесному ряду, задавали в уме этот же вопрос Севе Булочке.
Все это, впрочем, несущественно, и куда важнее отметить, что Сева много времени тратил на чтение и даже увлекался собиранием книг. Из литературы он признавал только справочную. Все, что мятущееся человечество в бурный век технического прогресса запихивает в энциклопедии, справочники и словари, Сева скупал. У него была приличная библиотека. Он давно отыскивал собрание томов Брокгауза и Эфрона и обнаружил их у одной бабушки. Сева ее тотчас же страханул вместе с энциклопедией. При этом он нарушил инструкцию, а бабушка возьми и с тихой радостью наступи на упавший провод.
Сам по себе этот факт не огорчил Севу. Он высказал некролог общественной фразой: «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах». Но за нарушение правил страхования Сева заплатил наследникам сумму из своего кармана. Он бурно доказывал начальнику, что он сам сиротка, что у него тоже умерла бабушка, но он не драл страховку, — все не помогло. Пришлось платить.