— Возник неожиданно. Дверь была открыта, и он вошел и предложил застраховать имущество. Клавдия Ивановна пожаловалась на почки, и он мгновенно дал ей адрес эскулапа-надомника. Наташа заикнулась о размене квартир, и он тотчас же обещал свое содействие… Я не дослушал, о чем они еще говорили. Я ушел.
— Так кто это? Агент Госстраха или маклер?
— Очевидно, просто квартирмейстер или балетмейстер…
— Леня, это не ответ. Кто этот человек, гуманист или аферист?
Леня пожал плечами.
— А эта мадам Студебеккер откуда взялась?
— В глаза ее не видел.
— А ты, старый ротозей, должен знать! — передразнил чревовещателя молодой, надменный и потому глупый петух. — Тебе уже пора все знать и понимать.
Маржаретти опять погрозил петуху пальцем.
— Леня! Ты знаешь, от чего срываются снежные лавины в горах?
— Очень смутно. Кажется, от пустяков! Даже громкий крик может вызвать обвал…
— Пожалуй! Ты слышал весь наш разговор с внучкой. Не думай, что я целиком на твоей стороне. Но ты — начало более разумное, а она — чувственное. Все эти ваши пустячные стычки, недоговоренности, суетные, кусачие, как клопы, обиды и прочие вроде бы мелочи быта скапливаются в лавину, и тогда…
— И тогда любой крик может вызвать обвал. А как избежать этого?
— Дорогой мой, как это ни парадоксально, но люди любят порой друг друга не за что-то, а вопреки чему-то… Ты понимаешь меня?
— Не очень.
— Я как-нибудь попытаюсь тебе объяснить, почему все истины пролегают между двумя спорящими мудрецами. А теперь, извини, мне пора. Через пять минут зазвучит «Парад-алле». Мои юные маги стали очень аккуратны. Сегодня у меня с ними занятие на тему «Тренировка воли, терпения и настойчивости».
— Позвольте мне присутствовать на занятиях?
— Не стоит. Твое присутствие будет их смущать и отвлекать. Вот когда я начну их тренировать работе на публике, под пристальным вниманием зрителя — ты будешь нашим первым гостем. А тебе я тоже дам задание: поинтересуйся, что это за Булочка. Нет ли там начинки? Люди к старости становятся либо мудрее, либо глупее. Боюсь, со мной происходит последнее. Возможно, я ошибаюсь, но сдается мне, что этот агент не случайно кружит рядом.
— А как я могу?
— О, это не ответ юриста. Адвокат потому и выше других, что, даже соглашаясь с объективностью обвинения, ведет еще и свое следствие, точнее, исследование. Не так ли?
— Не совсем так, но продолжайте…
— Помнится мне, что адвокат Холев в прошлом столетии говорил: «Мы живем в век фальсификации — повальной, всеобщей: подделываются женская красота, любовь, искренность, убеждения, подделываются пищевые продукты, предметы роскоши и даже, может быть, знания…»
— Да, Николай Иосифович Холев говорил это в Харькове в тысяча восемьсот девяностом году на повторном процессе по делу Максименко. Но где связь с современностью?
— Видишь ли, все пришли в восторг от этого Булочки, от его обходительности, обаятельности, чуткости. Меня это настораживает. Фальшивая монета всегда сверкает ярче!
— Понимаю… Я займусь этим Севой. А что делать с избалованной внучкой — известно дедушке? Она уже, видите ли, в преддверии размена квартир поделила общую площадь какой-то занавеской!
— Отвечу то же, что и ей: понянчили за этой занавеской свое самолюбие назло разуму, но не злоупотребляйте особо. Будем считать, что женское самолюбие достойно если не большего, то равного внимания и уважения…
— Но, Роман Ро…
— Ап! Пируэты, кульбиты, фукс-сальто, бедуинские прыжки, перекаты, кабриоли — все, в сущности, одно: попытка преодолеть земное притяжение. Прости, но я слышу марш «Парад-алле». Мне пора. Заходи завтра же, побеседуем не спеша. У меня есть на примете чудесное местечко, оно называется «Не рыдай…». Знаешь, где оно?
— Нет.
— Ладно. Покажу. А пока ходи и думай. Ходи и думай, что в мире истинно и что поддельно.
«Что хорошо — то хорошо, — размышляет автор, — оставь порядочного человека наедине с чужим кошельком, он и не взглянет на него. А тот, другой? Нет, путь восхваления добродетели неотделим от осуждения порока».
Именно такие мысли Роман Романович втолковывал молодому, но отнюдь не надменному и потому не глупому юристу. Леня с горячностью спорил, доказывал и настаивал, что следует просто подыскать подходящую статью в кодексе, а потом уже брать Севу за шаловливую руку.
— Друг мой, — возражает старый Роман, — не обратил ли ты внимание на ту любопытную особенность, что для порока обязательно нужны двое? Какое преступление может совершить человек, оставшись одним? Ни убить, ни украсть, ни обмануть самого себя он не решится. Разве что займется прелюбодеянием, да и то самым невинным. Один — это не общество. Для общества нужны обязательно двое. Для формирования гармонически развитой личности нужны тоже двое. И к сожалению, не одного пола…