— Клавдия! — позвал старый Роман свою супругу. — Иди-ка, я нашел нечто любопытное в словах фельетониста прошлого века. Действительно, как вспомнишь бывшую гимназию…
— Потом, потом, — отозвалась Клавдия Ивановна, — я теперь занята.
А занята она была тем, что, нацепив вторые очки, читала сочинения ребят в порядке содействия учительнице-соседке. Читала добросовестно, с прочно установившейся внимательностью педагога:
«Как я опять провел лето. Папа с мамой опять уехали на юг. А меня опять отправили к бабушке. Бабушка опять…» Привычно вычеркнув повторяющееся слово «опять», Клавдия Ивановна отвлеклась и подумала: «Бедные бабушки». Далее она узнала про отравленную жизнь внука: «Бабушка опять не разрешала мне залезать в сад к соседу, купаться в реке, ходить на скотомогильник, кататься на Витином велосипеде. Зато мальчишки научили меня ходить в лес за бутылками…»
Пребывая в святом неведении, откуда это в лесу берутся бутылки, она спросила у мужа:
— Рома, зачем дети собирают бутылки?
— Не зачем, а почем. По двенадцать копеек или по пятнадцать за бутылку, судя по ширине горлышка.
— Это я знаю. Но почему дети ходят в лес за бутылками? Мы, бывало, ходили туда за грибами.
— Подумаешь, — разъяснил старый Роман, — нынче не только в центре Бузулукского бора, но и на обоих полюсах планеты встретишь пустую бутылку.
— А… — догадалась Клавдия Ивановна, — но с этим необходимо бороться!
— Уже борются, — утешил ее супруг. — Обоснован проект, по которому пустая бутылка будет стоить дороже, чем наполненная. Тогда их не будут швырять и колотить где попало. «Если посуда не сдается, ее уничтожают!»
— С тобой трудно, Роман. Ты стал ворчун.
В этот вечерний час занят был чтением и Сева Булочка. Просматривая какой-то справочник, он удивился сообщению, что с января 1964 года содержание рубля составляет 0,987412 грамма чистого золота. «Немного, — подумал Сева. — А если бы рупь полегчал еще на тысячную долю? А разницу мне… Дурак! — самокритично придержал он взыгравшуюся фантазию, — купил бы ты «Ладу» и поехал знакомиться с Эдитой Пьехой! Максималисты мыслят только конкретно!»
В последнее время Сева все чаще просматривал в молодежной газете полосу «Куда пойти учиться». «Закончу операцию с Аншефом — и точка! Пора, мой друг, пора! Диплома в кадрах просят… Прибарахлюсь малость и начну мостить дорогу к всевышнему образованию, вот только что бы за специальность придумать?»
Автор бегло сообщит, что в этот же час чтением были заняты Наташа и Леня и тысячи других людей, населявших город, о котором идет речь, и даже мастер Аракчаев, смахивая слезу, читал письмо от друга: «Здорово, Максимыч! Приболел я здесь малость — с весны не отвечаю. А также все наши и живы, и здоровы, и дай бог так и далее, а только Павел Захарович не вырулил. Схоронили. Трех дней не дотянул до Международного дня женщин всех стран! Обернулся нам праздник поминками. Жаль Пашку, кабы не старая рана, врачи сказывают, тянул бы еще…»
Очень скучно смотреть на читающих людей. Они как бы переселяются в мир иной и живут там по иным законам. Поэтому мы вернемся в квартиру Дарьи, где никто в этот час не читал. Впрочем, Иван Иванович, вернувшись с кухни, увидел, как Бижу — эта лупоглазая тварь, развалясь на диване в фривольной позе, водит холодным, замшевым носом по его журналу «Здоровье» и возмутился:
— Брысь отсюда!
Бижу, возлежа все в той же позе, замурзилась и показала мелкие щучьи зубы. Это переполнило чашу терпения. Он брезгливо взял собаку за ошейник, но сейчас же с криком отбросил псину и сунул окровавленный палец в рот. Бижу взвизгнула, а Дарья возревела, как дьякон на клиросе. Впервые ее Бижу, ее радость и утеха, вслед за Иоаном цапнула за локоть и свою хозяйку.
Вместо того чтобы воздать должное негодяйке, конь-баба понеслась вскачь на безвинно пострадавшего супруга. В семейном скандале лиха беда — начало. Возникнув из-за пустячного повода, они по ходу действия обычно обогащаются тематически и в конце обретают серьезные экономические или эстетические мотивы. Не станем воспроизводить стенограммы случившегося крупного разговора, а лишь напомним последние фразы:
— Мине плевать на тонкий вкус! Лучше иметь нюх, а не слух. Из таких дураков, как ты, в войну формировали добровольческие батальоны. Весь дом на мине и тибя содержу!
— Меня? Ты? Вы меня содержите? — Иван Иванович перескакивал с «ты» на «вы», подыскивая более подходящие к случаю местоимения. — Как вам не стыдно? Я работаю, как вол, а ты, а вы только и мечтаете, как бы стать интеллигентней еще на одну брошку! Или я — или Бижу! Все!