Вечер перешел в ночь. Гасли огни в домах, стихали охрипшие радиолы, преданно кланялись в полупустой зал актеры местного театра, а Иван Иванович все ходил вокруг дома, то жестикулируя, то замирая с поднятой рукой. Очевидно, он репетировал испепеляющую ответную речь, но ветерок постепенно согнал с него гнев, и он зашагал медленнее. Понимая, что идти ему некуда и бунт его никого не пугает, он все же решил проявить характер и направил стопы к знакомому кларнетисту, который жил в соседнем подъезде. Однако здесь он допустил одну маленькую оплошность: поднялся этажом выше. Не посмотрев на номер квартиры, он отыскал звонок и уже занес руку, но она застыла в воздухе: вместо благородного кларнета он услышал за дверью звук губной гармошки. К его удивлению, презренный духовой инструмент на сей раз не фальшивил, а мелодия удивляла. Не какие-то «Летят утки» или «Раз полоску Маша жала», а Сарасате звучал за дверью. Он прислушался.
О том, как познакомились в столь поздний час ветеран жестянобаночного цеха и человек с изумительным слухом, мы узнаем после, а пока вернемся в комнату молодых, поделенную занавеской, и убедимся, что столь непрочная граница ненадежна.
За несколько веков до нашего летосчисления некто Кунфуцзы, или в латинизированном произношении — Конфуций, задумавшись над будущим человечества, посетовал, что все его беды происходят и будут происходить от упадка нравственности. А что там века? Вот уже две тысячи лет от рождения Христова на носу, а дело с нравственностью общества в целом по планете все еще не достигло желаемого совершенства. Дело продвигается куда как медленнее по сравнению с изобретением винтов, болтов и гаек, скрепляющих колесницу технического прогресса.
Отложив Конфуция, как лицо, слишком отдаленное от современности, да еще и стоящее на шатких позициях укрепления родового строя аристократии, Леня взялся за книгу «Речи известных русских адвокатов». Бегло просматривая ее, он прислушивался к тому, что происходило на сопредельной стороне.
Границу слегка пошевеливал прохладный ветерок. За границей сохранялась гробовая тишина. Мысленно уже не раз нарушив границу, Наташа удивлялась терпению соседа. Она была готова к пограничным инцидентам и провокациям, а то согласилась бы и на сепаратный мир, но, как и положено суверенным государствам, выступать в роли зачинщика не желала. Один случай она уже прозевала. За границей запели вызывающие слова: «Изящны, пикантны красотки из кафе…» Это было вызовом. Но она смолчала, а теперь жди, когда это он одолеет скучнейшие речи адвокатов прошлого столетия.
Заинтересованный речью Федора Никифоровича Плевако по делу князя Грузинского, Леня читал уже не бегло, а внимательно: «Были ли в их брачной жизни вспышки? Да разве без вспышек проживешь? Павший избежал бы зла, если бы обуздал свою страсть… Грех Каина — тоже результат страсти, но иного свойства — зависти. От поднявшегося негодования до самовольной защиты поруганного права еще далеко. Но как поступить, когда внешне законные средства недействительны? Тогда он сам судья и мститель за попранные супружеские права!»
«Вот новость, — подумал продолжатель дела Ф. Н. Плевако, — если бы падшие умели удерживать свои страсти, не было бы о чем ломать голову и Конфуцию. А чтобы держать в узде человеческие страсти, в сущности, нужен один пустячок: сменить способ продолжения рода. А то жди семидесяти лет, пока эти окаянные страсти не утихомирятся сами по себе. Слава богу, что хоть в этом возрасте они позволяют людям пожить спокойно».
Дальнейшие размышления Лени были прерваны душераздирающим криком, который перешел в отчаянный шепот:
— Наташка! В обожаемых тобой бульварных романах пишут, что такие вопли леденят кровь в жилах!
— Он! Он! Это он! — ответила супруга с содроганием в голосе. — Какой ужас! К счастью, он направляется к тебе!
— Рыжий? — спросил супруг, догадываясь, в чем дело.
— Черный!
Дальше нам вновь придется перейти на голый диалог:
— Пусть только сунется ко мне. Я вышвырну его за границу по воздуху, и он полетит на твою голову.
— Тогда будет настоящий развод.
— Да? А сейчас какой? Игрушечный?
— Пока мы не разведены официально.
— Но тогда мы уже не будем мужем и женой.
— Вот и хорошо. Я буду к тебе ходить за границу потихоньку.
— Тайно? Как интересно!
— Конечно, интересно. Тайно, крадучись, на цыпочках…
— Правда, будешь?
Таракан, достигнув нейтральной полосы, расправил лапками усы, в раздумье почесал за ухом и, не ведая об ожидавшей его ужасной участи, пересек границу. Потоптавшись малость на месте, он сейчас же заспешил обратно.