— Ну вот. Теперь можете снова это сказать. — Рейф улыбнулся.
— Благодарю вас, — повторил он. «За то, что не отступились от меня».
Одно бесконечное мгновение Феба вглядывалась в его глаза. А затем ее лицо озарила счастливая улыбка.
— Ну ладно. Тогда хорошо. — Она наклонилась и ласково поцеловала Рейфа в грудь, прямо туда, где у него радостно колотилось сердце. — На здоровье. Не стоит благодарности, — прошептала Феба.
«Я люблю вас», — отзываясь на ее ласку, вторило Фебе сердце Рейфа.
Она подняла голову и с улыбкой посмотрела на него. В ее глазах заплясали озорные огоньки.
— Как вы себя чувствуете? Достаточно ли хорошо?
— Достаточно для чего? — спросил Рейф, ласково проведя большим пальцем понижней губе Фебы.
Она игриво куснула его за палец.
— Достаточно ли хорошо для того, чтобы заняться со мной любовью?
— Надеюсь, что скоро я смогу собраться с силами и… — сказал Рейф, наматывая на палец прядь ее волос.
Феба села и скинула с себя рубашку, впервые представ перед Рейфом во всей красе. Он осекся и смущенно кашлянул.
— А может быть, уже сейчас.
Феба бросилась на Рейфа, целуя его грудь. Проворные движения рук выдавали в ней знатока. Во всяком случае, было бы странно ожидать такого мастерства от неискушенной девственницы. Хотя сейчас Рейф был далек от того, чтобы рассуждать об этом. Сейчас это его не интересовало. Он и сам никогда не был ангелом. Так стоило ли волноваться из-за такого пустяка? Из-за крошечного изъяна той, что была для него настоящим даром небес?
Феба обхватила пальцами его естество и слегка сжала, а потом начала ритмичные движения. Осыпав поцелуями грудь Рейфа, она спускалась все ниже по его плоскому животу, туда, где чернела поросль его волос. Это было весьма неожиданно для неискушенной в интимной жизни девицы, однако от этого процесс не становился менее приятным.
Ласки Фебы были невинными и вместе с тем весьма умелыми, а поцелуи — нежными и страстными одновременно. И в этом была вся Феба — такая, как есть, без прикрас. Сейчас она была самой собой.
Однако она слишком торопит события. Зачем? Ведь у них еще вся ночь впереди.
— Милая… Пожалуйста… — Феба остановилась.
— О нет! Неужели все?
— Что — все? Ах! — Рейф широко улыбнулся. — Нет. Не все. Это не потому, что вы не возбуждаете меня, милая. Просто я могу контролировать происходящее.
Феба удивленно захлопала ресницами:
— Контролировать? Как это? Разве мужчины могут это контролировать? Все мужчины или только вы?
— Ну конечно, все. Во всяком случае, большинство. Хотя, разумеется, как и везде и во всем, бывают исключения из правил…
Рейф внимательно посмотрел на Фебу. Она выглядела обескураженной и испуганной. Он задавал себе вопрос: почему?
И вдруг до него дошло. Несмотря на легкую затуманенность сознания, Рейф наконец догадался. Очевидно, именно такое исключение и встретилось однажды на жизненном пути Фебы. Как же теперь себя с ней вести, чтобы она не подумала, что он ее осуждает?
— Вы… знали кого-то, кто… гм… не умел это делать?
Феба долго не решалась ответить. Она никогда и никому раньше в этом не признавалась — викарий был слишком суров и категоричен в своих суждениях о морали. Но сейчас, наверное, ей нужно все рассказать Рейфу… Ведь, в конце концов, она не хочет, чтобы между ними были какие-то тайны и недомолвки. Но она словно онемела. Нужные слова никак не приходили ей на ум.
— Ой, черт! — Нет, это были совсем не те слова, которые она хотела сказать, однако после того, как Феба выругалась, она почувствовала странное облегчение. — Рейф… я… я не… — Не в силах продолжать, Феба замолчала и подняла на него глаза.
Рейф ласково улыбнулся ей, сощурив глаза, и от этого по ее спине побежали мурашки.
— Феба, я нисколько не разочарован в вас. Если бы вы знали, сколько молодых светских девушек вашего возраста… ну… тоже не… Это миф, который выдумали, чтобы угодить некоторым мужчинам, но, уверяю вас, я не из их числа. Мне ли, с моей запятнанной репутацией, вас осуждать?
Феба смотрела на Рейфа с любовью, но не могла подыскать слова, чтобы высказать все, что было у нее на душе.
Одной рукой держась за разбитую голову, чтобы смягчить боль, Рейф наклонился и, подняв с пола рубашку, протянул ее Фебе.
— Наверное, вам станет легче, если вы ненадолго оденетесь? — Рейф прочитал в глазах Фебы благодарность за то, что он понимает ее переживания. Он бережно взял ее за руку. — Вы не девственница, — сказал он, помогая ей. — У вас был мужчина.
— Терренс, — выдохнула она.
— И Терренс был… — Ощущая тепло его рук и постепенно успокаиваясь, Феба вздохнула:
— Терренс был моим учителем танцев. — Рейф пожал Фебе руку.
— Он был вашим учителем. — Его глаза сверкнули гневом на одно мгновение, а затем опять стали такими же, как прежде. Рейф снова выглядел невозмутимым.
Феба кивнула и проглотила комок в горле.
— Вы многого не знаете обо мне, Рейф. — Марбрук заботливо убрал локон с ее лица.
— Значит, сейчас для меня самое время узнать о вас больше.
Глава 38
Феба набрала в легкие воздуха, а затем медленно выдохнула.
— Едва ли мой рассказ покажется вам захватывающим. Как вы знаете, до приезда в Лондон я жила в доме приходского священника. Мать я почти не помню. Помню только, как она то и дело то приходила, то снова уходила куда-то. На ней лежали такие обязанности, как посещения больных и немощных и разрешение дрязг между деревенскими кумушками. Не говоря уже о том, что мама ухаживала за мной и за отцом. А еще в целях экономии в доме отказались от слуг, и всю работу за них тоже приходилось делать матери. Возможно, непосильное бремя, которое легло на ее хрупкие плечи, подкосило мамино здоровье: она скончалась, когда мне минуло пять лет. Я была еще слишком мала, чтобы оставаться дома одна, но викарий сказал, что на няню или гувернантку нет денег и с таким же успехом я смогу справиться со всем сама. — Вспоминая детство, Феба улыбалась. — Я была предоставлена самой себе, но недостаток родительского внимания и отсутствие воспитателей не удручали меня. Скорее напротив. По большей части я проводила время с другими ребятишками Торнтона — такими же безнадзорными, как и я. Я лазала по деревьям в компании сына мясника и играла в куклы с дочкой браконьера. Я была обделена родительской любовью, но в то время я этого еще не осознавала, полагая, что так устроен мир, и думала, что мне не на что жаловаться. Даже если викарий и испытывал ко мне какие-то отцовские чувства, он был скуп на ласку, словно считал любые чувства проявлением слабости. Рейф кивнул и нежно обнял Фебу.
— Моя бедная девочка.
Феба вздохнула и прильнула к Рейфу.
— Тем временем я подросла, но моя жизнь нисколько не изменилась. Казалось, никто не замечал, что я больше не ребенок. Никому не было дела до того, что я превратилась в юную барышню. Я понятия не имела о том, что девице моего возраста неприлично гулять допоздна и, лежа на лугу, смотреть на звезды, держась за руки с сыном мясника. Во мне не было врожденной склонности к пороку, но я имела слишком смутные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Викарий говорил, что мне нужно внимательно слушать его проповеди, которые должны учить меня, как жить, но за свою жизнь я выслушала так много проповедей, что вскоре, сидя в церкви во время службы, думала совсем о другом.
Рейф тихо рассмеялся. Феба улыбнулась и продолжала:
— И вот в один прекрасный день, когда мне было пятнадцать лет, к нам приехала леди Тесс вместе с Дейрдре. Тетя Тесс обратила внимание моего отца на то, что я выросла из своих детских платьишек и что я неплохо развита для своего возраста. Викарий, у которого после замечания Тесс неожиданно открылись глаза, отреагировал довольно своеобразно. Он взял и запер меня в моей комнате, а сам принялся лихорадочно искать кого-нибудь, кто сумел бы научить меня вещам, которые положено знать и уметь молодой барышне в моем возрасте. А я в тот момент видела все в черном цвете. Я понимала только одно: что мой отец из-за чего-то очень рассердился на меня и моей счастливой вольной жизни пришел конец и меня посадили под замок.